— Наши враги едины, а мы, мы в разброде! А ведь мы товарищи по совместной борьбе, братья по общей надежде. Неужели вы не видите, как единство сразу усилило бы наши действия?
И, внезапно смерив взглядом своего противника, который его так яростно атаковал, Жорес воскликнул:
— Да, я поеду в Амстердам, на конгресс единства, и я соберу все ваши оскорбления в один букет, который будет моим подарком единству и победе пролетариата!
Единство
Голландия, как и подобает стране тюльпанов, встретила делегатов конгресса Интернационала цветами. Один из лучших концертных залов Амстердама поражал яркостью красок: трибуна, президиум утопали в цветах; стол каждой делегации украшали хризантемы.
Это создавало приятную, праздничную атмосферу. Но вообще-то у международного социалистического движения, несмотря на рост пролетариата, его революционных стремлений, не было особых оснований для торжества. Чего стоил лишь один «букет» Жореса! Социалистические партии повсюду переживали трудности в организации, в определении своей политики, в разработке теоретических основ своей деятельности. Многих искушал соблазн заменить трудную борьбу за революцию движением только за реформы. Положение рабочего класса везде оставалось тяжелым. Если кое-где и проводились социальные реформы, то, как правило, сама буржуазия сознательно шла на них, чтобы ослабить революционное движение. Рабочие партии росли, но одновременно в их рядах рос оппортунизм.
Могло показаться, что в продвижении к власти и проведении реформ многого добилась партия Жореса, Французская социалистическая партия. Но она же и внушала наибольшую тревогу многим своим зарубежным товарищам. С одной стороны, Жорес достиг немало практических результатов, с другой — эти результаты не были итогом самостоятельной борьбы классовой пролетарской партии. Она выступала как часть лагеря разных политических сил, включавшего и отдельные фракции буржуазии. Многие социалисты не видели связи деятельности Жореса с идеей пролетарской революции и коренного преобразования буржуазного общества. Им казалось, что политика Жореса направлена только на улучшение этого общества.
В такой психологической и политической обстановке предстояло конгрессу заняться обсуждением общих социалистических забот. Французские дела оказались зеркалом, в котором отражались заботы социалистов разных стран с крайне различными условиями, очень далекими от обстановки во Франции. Амстердамский конгресс можно назвать французским конгрессом, ибо основную часть своего времени и своих усилий делегаты потратили на рассмотрение французских проблем вообще и политики Жореса в частности.
— Чтобы победить в спорах внутри социалистического движения у себя на родине, мы не собираемся искать для себя международную поддержку, — заявил в первом же выступлении главный оппонент Жореса Жюль Гэд, к удивлению некоторых неискушенных в политике делегатов конгресса. В самом деле, зачем тогда Гэд настоял на включении в повестку дня вопроса о социалистической тактике? Ведь вопрос об участии социалистов в правительственной деятельности практически нигде не стоял так, как во Франции, Вступительные слова Гэда надо было понимать в прямо противоположном смысле, ибо он стремился исключительно к тому, чтобы похоронить, уничтожить политическую тактику Жореса, заключающуюся в блокировании с отдельными фракциями буржуазной демократии ради проведения прогрессивных реформ. Для этого Гэд предложил в качестве проекта резолюции конгресса решение недавнего съезда германских социал-демократов в Дрездене, осуждавшее ревизионизм. Хотя в самой резолюции не говорилось ни о Жоресе, ни о его политике, антижоресистский смысл и толкование ей можно было придать в ходе прений. Гэд сделал блестящий тактический ход. Он сразу приобретал поддержку крупнейшей европейской социалистической партия, многие руководители которой уже из-за одного свойственного им своеобразного шовинизма настроились в пользу Гэда.
Жорес оказался в сложном положении. Он не собирался вести наступательных действий против Гэда, хотя бесплодность сектантской линии давно вызывала у него горечь. Он добивался одного — единства французского социалистического движения. Он понимал необходимость определенного пересмотра своей политики, отказа от блока с радикалами. Но этого не понимали и не хотели понимать многие из его сторонников, такие, как Бриан и ему подобные. Поэтому Жорес был даже заинтересован в осуждении политики министериализма. Иначе зачем бы ему было голосовать за Дрезденскую резолюцию с поправками, едва изменяющими ее смысл, на одном из этапов обсуждения в комиссии конгресса?