Дрейфусары приуныли. Вечером в этот день Жорес зашел к Леону Блюму, блестяще образованному сыну эльзасского банкира, примкнувшему к социализму, поскольку в ходе дела Дрейфуса он понял, что его еврейское происхождение закрывает ему путь к прямой политической карьере. Здесь собрались несколько социалистов-дрейфусаров. Все они были настроены мрачно; выступление Кавеньяка, как им казалось, уничтожило надежды на пересмотр «дела». Раздается звонок, и появляется радостный, возбужденный Жорес.
— В чем дело? И вы тоже? Только сейчас около палаты мне пришлось спорить с группой наших товарищей: они заклинали меня прекратить кампанию; они воображают, что все кончено. Разве вы не понимаете, что теперь у нас есть уверенность в победе? Мелин был неуязвим, потому что он молчал. Но Кавеньяк говорит, и он побежден. Он только что цитировал документы. Ну так вот я вас уверяю, что они фальшивые, в них чувствуется ложь, от них воняет ложью. Это глупые фальшивки, сфабрикованные для маскировки лжи. Я это докажу. Фальсификаторы вылезли из своей норы, теперь мы возьмем их за горло. А ну, хватит сидеть с таким похоронным видом. Берите пример с меня; ведь надо радоваться!
На другой день в «Птит репюблик» появилась первая из большой серии статей Жореса, составивших затем книгу «Доказательства». Жорес писал о документах, которые потрясли своей «достоверностью» даже многих дрейфусаров:
«Источником этих, несомненно, ложных документов являются канцелярии военного министерства. Именно там находится гнездо гадюки».
А Кавеньяк, упоенный успехом, уже намеревался окончательно уничтожить движение за пересмотр дела Дрейфуса. 11 августа во время ужина у премьер-министра Бриссона он прочитал составленный им список подлежащих аресту и суду вдохновителей дрейфусаров; среди них фигурировало имя Жореса.
Между тем еще ранее уволенный в отставку полковник Пикар выступил с утверждением, что два из трех упомянутых Кавеньяком 7 июля документов не имеют отношения к Дрейфусу, а третий подделан полковником Анри. Пикар был арестован, но пришлось начать все же следствие, и полковник Анри признался, что он действительно сфабриковал один из документов. Его арестовали, а 1 сентября газеты сообщили, что он покончил самоубийством в своей камере, перерезав себе горло бритвой. Эстергази немедленно бежал из Франции. Начальник генерального штаба Буадефр и военный министр Кавеньяк подали в отставку. Правительство вынуждено было принять решение о пересмотре дела Дрейфуса.
Интуиция и на этот раз не обманула Жореса. Как он и предсказывал, документы оказались фальшивыми, а Кавеньяк потерпел жалкое фиаско.
Казалось, что теперь, когда генералы, клерикалы и шовинисты изобличены в своих мошенничествах, они станут сдержаннее. Но не тут-то было! Они действуют еще наглее. Шарль Моррас, известный писатель-мракобес, выдвинул теорию правомерности «патриотической лжи». Антидрейфусары организовали сбор денег на памятник мошеннику Анри.
В начале сентября в Париже началась забастовка рабочих, строивших метро и павильоны для предстоявшей в 1900 году Всемирной выставки. К ним присоединились железнодорожники. Воспользовавшись этим, правительство Бриссона вводит в Париж крупные силы армии. Антидрейфусары при молчаливой поддержке правительства организуют многочисленные демонстрации. Они-то знали, что войска предназначены не для борьбы с ними. Возникла прямая угроза гражданской войны.
Жорес уже во время процесса Золя понял, что события могут принять такой оборот, что от социалистов, во-прежнему раздробленных на многие организации, потребуется сплочение всех сил. В июне 1898 года на митинге в Тиволи-Воксхолле Жорес призвал покончить с расколом социализма па отдельные секты и объединить их в единую организацию. Вайян от имени бланкистов резко отклонил идею Жореса, сказав, что ее осуществление было бы «самоубийством» для социалистических организаций. Мильеран также высказался против, подчеркнув, что специфика французского социализма образуется элементами «свободы, разнообразия и гибкости». Гэдисты, не выступая в принципе против единства, отклоняли практические меры к такому единству.