— Григорий Анфимович, разрешите я вас до дому провожу, — подобострастно просил Темлянкин, беря офицера под руку.
— Раз-решаю. Ты хороший офицер, а все остальные дерьмо. Пропала Россия...
Метель все усиливалась. Как будто полчище снежных великанов прилетело откуда-то из-за Волги и начало размахивать широкими белыми рукавами и отплясывать на улице не то русского трепака, не то украинского казачка. Темлянкин со своим спутником скрылся в сплошной мгле.
— Вот она, опора-то Российской империи. Видал какая? — усмехаясь, сказал Антон. — И так снизу и доверху. Насквозь так. Вот вам офицер с университетским образованием...
— Я давно это знаю и Рамодин предупреждал.
— Ты не все знал. Он же законченный шпион, провокатор...
— А кто это с ним?
— Жандармский ротмистр Неплюев.
Простившись с Антоном, я пошел к Рамодину и рассказал о том, что мы видели и слышали.
— Сволочь, головастик! — вспылил он. — А прикидывается философом. Ну и мерзавец! Покажись он мне теперь!
— Ну-ну, не глупи! — уговаривал я друга. — Спокойствие и выдержка прежде всего.
— Какой же он подлец! — продолжал возмущаться Рамодин. — И как такие мерзавцы могут жить на свете?
Выпалив все ругательства, какие у него были в запасе, Рамодин немного успокоился. И у меня от сердца отлегло. Зная его пылкий нрав, я боялся, чтобы он не наделал каких-либо глупостей...
Через день Рамодина арестовали. По словам хозяйки, жандармы пришли ночью. Сделали обыск в квартире. Ничего не нашли. Ротмистр Неплюев был очень вежлив и все извинялся, что побеспокоил:
— Такая уж служба, кому-нибудь надо беспокоить.
Любовь Георгиевна, приглашенная в понятые, тряслась, как осиновый лист, и еле стояла на ногах.
— Господи боже, что же это такое? — крестясь, шептала она. — Я так волнуюсь, так волнуюсь.
— Успокойтесь, успокойтесь! — стараясь быть галантным, сипел ротмистр. — Вы совершенно напрасно волнуетесь! Дело обычное. Мало ли чего в жизни бывает, — и предложил ей стул.
— Ничего, я постою, — сказала Любовь Георгиевна.
— Но я не могу сидеть, когда дама стоит. Прошу вас.
В дверях стоял жандарм, а жандармский унтер перебирал вещи в квартире. Перетряхивал книги, тетради, переворачивал постель, копался в ящиках стола.
— Ничего нет, ваше высокоблагородие, — доложил он.
— Ищи как следует, — снова засипел Неплюев. — Посмотри под кроватью, за обоями. Чемодан открой. Нет ли двойного дна. Переплеты книг тоже бывают с разными секретами.
— Что же вы ищите, собственно говоря, деньги или драгоценности? — насмешливо спросил Рамодин.
— А вы будто не знаете?
— Откуда же мне знать...
— А вот это вам знакомо? — Неплюев подал листовку, отпечатанную на гектографе. — Только не рвите — у меня их много... К этим листочкам вы имеете отношение очень близкое. Не так ли?
— Нет, вы ошибаетесь!
— Но вы согласны с тем, что тут напечатано?
— А я даже и не читал. Меня эти листочки абсолютно не интересуют.
— А если я приведу доказательства, что листочки эти печатали вы?
— Нету вас таких доказательств.
— Хорошо, мы поговорим с вами об этом после.
Рамодин налил из графина в стакан воды, накапал мятных капель, которые он держал всегда на столе, и выпил залпом.
— Позвольте, что вы делаете? — всполошился Неплюев.
Рамодин усмехнулся:
— Это мятные капли. Но я мог бы накапать цианистого калия, и тогда бы все ваши доказательства полетели в тартарары.
— Бросьте шутить! Вы же понимаете, что я отвечаю за вас.
Он понюхал пузырек и успокоился.
— Так что ничего не обнаружено, ваше высокоблагородие, — снова доложил унтер.
— Это неважно. Попрошу вас одеться и пойти со мной, — приказал Рамодину Неплюев.
— А по какой же такой причине я должен идти с вами? — рассердился Рамодин. — В чем вы меня обвиняете?
— Об этом будет разговор в другом месте. А здесь, как я вижу, вы совсем не расположены к задушевной беседе. Прошу.
Отобрав у Рамодина шашку и револьвер, жандармы увели его с собой.
6
Когда я рассказал об аресте Рамодина Антону, тот нахмурился.
— Ротмистр Неплюев — мелкая сошка, — сказал он. — Судьбу Рамодина не он будет решать. Но на нервы Неплюев подействовать может. Как о Рамодине ты думаешь? Сильный парень? Выдержит?
— Коль до драки дело дошло, не подкачает. Судя по тому, как он держался при аресте, можно думать: дело пойдет хорошо. Вспыльчив только.
— Ничего, выровняется. Он в хорошую школу попал. Ну что же, раз Неплюев хвалится, что у него много листовок, нужно прибавить ему для коллекции еще одну. Ну-ка, записывай.