Отец часто лишался работы: подрядчики и хозяева не любили его за прямоту и независимый характер. Тогда мы возвращались к бабушке, и, когда приезжал отец, она его «отчитывала». И как-то, по рассказам матери, объяснение кончилось тем, что бабушка набросилась на отца с поленом.
— Я тебя научу заботиться о детях. Ты у меня выкинешь дурь из головы! Ишь! Взял моду бегать из деревни в деревню. Народил ребят, так воспитывай!
В таких случаях отец горько жаловался на свою судьбу.
К нашему несчастью, бабушка скоро потеряла зрение. И чем только она ни лечилась, ничто не помогало.
Роста она была низенького, толстая и с большой головой. Мы называли ее скороговоркой «баушка». Иногда буква «у» проскальзывала, и получалось «башка»,
Так мы называли ее, когда были ею недовольны — «башка-а‑а», над чем она от души смеялась.
Мать всегда в затруднительных случаях спрашивала у бабушки совета или жаловалась на нас:
— От рук отбились ребята. Я им одно — они другое. Что делать? Ума не приложу.
— Взяла бы палку да перехряпнула, — подавала бабушка совет.
Ходила бабушка быстро и решительно даже и тогда, когда ослепла, — никак не могла примириться со своей слепотой. Возьмет, бывало, батожок, выскочит из сеней и понесется по двору. И обязательно на что-нибудь наткнется и остановится:
— Ребятушки! Где я?!
— На дворе.
— Дурни, я знаю, что не на печке! Кое место?
А то идет, идет и закружит на месте.
— Ах, батюшки, что это я, словно овца круговая...
Здоровье у нее было крепкое, аппетит хороший и сон богатырский. В семьдесят лет у нее не выпало ни одного зуба. Спала она летом в кладовой вместе со мной или Игошей.
Матери тяжело доставался хлеб, и она считала куски. Иногда за столом она толкала нас в бок локтем, чтобы мы посмотрели, как много ест бабушка. Мы из сочувствия к матери смотрели, но бабушку не осуждали: у нас у самих аппетит был не меньше бабушкина.
Бабушка хоть не видела, но чувствовала, что дивятся ее аппетиту, и досыта не ела. Однажды после обеда мы ушли колотить лен. Я вернулся с дороги за ведром и увидел в окно, как бабушка принесла из чулана грузди, отрезала кусок хлеба и жадно и торопливо ела. Мне стало жалко ее до слез. Я стоял за окном и плакал... Если бы не была слепа, разве бы она себе хлеба не заработала?
Поссорившись с матерью, бабушка обыкновенно уходила «навсегда» к своему племяннику Павлу и жила у него до воскресенья. Потом от обедни как ни в чем не бывало приходила к нам и шла спать в кладовую.
Она много знала сказок, побасенок, поговорок и пословиц. И всегда говорила кратко, образно и грубовато.
— Голенький ох, а за голеньким бог, — утешала она мать в нужде.
Товарищей советовала нам выбирать осторожно:
— С кем поведешься — от того и наберешься: к пчелке пойдешь — медку наберешь, к жуку попадешь — навозу принесешь.
— Сама себя раба бьет, коль нечисто жнет, — поучала она в тех случаях, когда находила упущение в хозяйстве.
— Люди идут дорогой, а он все стороной, — говорила она, когда я делал что-нибудь по-своему.
А мое беспримерное упрямство и желание настоять на своем она характеризовала так: «Он будет в гробу лежать, а все ногой дрягать — жив, мол».
На каждый случай, на каждый поступок она могла привести две-три поговорки и столько же пословиц. Но у нее были и свои собственные меткие слова и словечки. Маленького она звала меня зевластиком, Игошу — звонкодыром, Гришу — тихоней, а сестру — осой.
А другой раз, рассердившись на нас, бабушка ввернет, бывало, такое словечко, что и повторить не решишься. И все это метко, крепко и сочно, словно из чугуна отольет.
5
Мы едем за снопами. Ко двору подъехали три колымаги испольщиков. Я беру мешочек с хлебом и сажусь с Василием, молодым парнем, в заднюю колымагу.
Теплый вечер. Навстречу нам то и дело попадаются возы.
— Кыш с дороги! — кричит парень ребятам, купающимся в дорожной пыли. — Ба, да это наши! Вы что тут делаете?
— Играем.
— Нашли место...
— А ты что везешь?
— Орехи.
— Сказал тоже. Чай, то снопы.
— Вот те и «шкажал тозе», — передразнил парень бойкую девчонку и свернул на гумно.
Мы выехали за село. Солнце зашло. Скрипели на разные лады телеги, ржал жеребенок, потеряв матку.
Испольщик Фаддей ехал впереди и покуривал трубку. До меня доносился приятный запах табака-крошонки. Мне захотелось покурить из трубки.