Она отняла свои руки.
— Ну, что я сказала? Отгадай!
— Ты сказала, какой хороший сегодня день.
— Нет, не угадал. Давай снова.
И она опять говорит: «Я люблю тебя...»
— Я ничего не слышу! — кричу я от радости. — Громче! — И она повторяет еще и еще. А я привлекаю ее к себе... Она отбивается, целует меня и убегает. Потом являются ее подруги. Они пришли проститься.
Маша провожает меня еще немного и говорит, что осенью поедет учиться в город и чтобы я тоже туда приезжал.
С курганчика, откуда я увидел сказочную страну, девушки машут мне руками. Маша идет к ним. Чтобы побороть свое волнение и горечь разлуки, в дороге я читаю вслух стихи:
Когда приехал старший брат, то очень удивился, узнав, что я целый год прожил дома и не учусь больше в Шентале.
— Что же ты намерен делать? — спросил он меня.
— Мало ли дел на свете.
— Все-таки?
— Слонов продавать, галок считать, баклуши бить, в бирюльки играть...
— Нет, серьезно?
На семейном совете решили: готовиться мне к экзаменам в учительскую школу. Знания мои не так уж богаты, а катехизис и математику совсем не знаю. Нужно подзубрить. Брат достал мне где-то учебники, и я, как отшельник, удалился от всяких соблазнов за село, в ярмарочные лавки. Залез поближе к голубиным гнездам и повел атаку на «божественную науку».
Тексты нужно было знать наизусть. А они никак не лезли в голову.
Не помню, сколько дней я просидел на перекладинах лавок, только начал замечать, что с глазами моими делается что-то неладное. Сначала стали буквы прыгать, потом вся страница как будто передергивалась, и куда ни взгляну — темное пятно появляется, закрывая как раз то место, где я хочу читать. Занятия пришлось прекратить: я изредка лишь заглядывал в простые и сложные проценты арифметики Малинина и Буренина, с которой никогда не был в ладу.
Учитель, встретившись со мной, спрашивал:
— Ну как, готовишься?
— Уже приготовился.
— Не срежешься? Смотри, там ведь конкурс большой.
— Не срежусь!
2
И вот снова покатилась моя стружка по дороге. Я отправился в губернский город. Брат мне подробно рассказал, где нанять квартиру, как доехать со станции до Молоканских садов, — там находилась школа. Ехать с вокзала нужно было на конке.
— А сколько стоит доехать до Молоканских садов? — спросил я кондуктора, не решаясь войти в конку.
— Пять копеек.
— А нельзя ли за три?
Кондуктор засмеялся и втащил меня за руку:
— Садись, пока не уехали.
Мать строго мне наказывала копеечки зря не тратить, везде рядиться.
Губернский город произвел на меня впечатление подавляющее: шум, пыль, крики:
— Вишоны садовой, вишоны!
— Рыбы воблы, рыбы воблы!
— Артошки! Артошки!
— Углей! Углей!
— Вставлять стекла!
— Ведра починять, точить ножи, ножницы!
— Эй, шурум-бурум!..
— Геп! Геп! — кричали извозчики на прохожих. Лошади бежали, звонко цокая копытами о мостовую.
Квартиру я снял вблизи школы у вдовы. Домик чистый, с садиком. Вообще весь поселок утопал в садах. У вдовы две дочери гимназистки. Старшая — сутулая, ходила, не двигая головой, вытянув шею, как деревянная. А младшая — немного прыщеватая, но очень милая девушка с живыми черными глазами. Она мне нравилась, поэтому и на квартире мне все нравилось — даже то, что я спал на полу и что хозяйка ежеминутно меня пробирала за сор и грязь. Я вежливо извинялся и говорил:
— Не беспокойтесь, я уберу...
Покупал я на базаре печенку и рубцы. Хозяйка ставила самовар, и я пил чай с белым хлебом. В дороге я сильно простудился. У меня был хриплый кашель, и горло побаливало. С утра говорил басом, а к вечеру «приходил в норму» — тенором.
Начались письменные испытания по русскому языку и математике. Задачу я не решил. Но на сочинении взял реванш. Тема была отвлеченная — «Страдания очищают душу человека». Для примера я взял жизнь Наполеона, провел его с войсками по всей Европе. Достиг он невиданной славы и могущества. А потом великой силой русского народа и полководческого гения Кутузова я разгромил его и руками англичан заточил на остров Святой Елены. Вот тут-то и пришлось Наполеону задуматься: «Какая польза человеку, если он весь мир захватит, а душу свою не спасет?»