— Простите, — сказал таксист, — не могли бы вы затушить сигарету? У меня аллергия на табачный дым.
— Чего? — очнулся Клинг.
— Там сзади табличка, видите?
Клинг затушил сигарету.
Они вернулись в участок и принялись обсуждать неудавшуюся операцию.
— Их, должно быть, предупредили, — сказал Джерарди, старший из полисменов из отдела по борьбе с наркотиками.
— Не думаю, — ответил Мейер.
— Тогда почему же мы обнаружили там только двоих ширял, исколотых от плеча до задницы?
— Наверно, встречу отменили, — сказал Браун. — Возможно, груз задержался.
— Черта с два! — возразил Миллер, другой «нарк». — Их кто-то предупредил.
— Вам следовало бы тщательнее следить за ними, — сказал Джерарди.
— Кто там сидел? — спросил Миллер. — Какой-нибудь коп? Наверняка ему дали на лапу.
Браун посмотрел на него и ничего не сказал. Взгляды Брауна бывали куда выразительнее тысячи слов.
— Где этот сукин сын, который сидел в хлебном фургоне? — осведомился Джерарди. — Я думаю, ему следовало бы прийти сюда.
— Разбирается с фотографиями, — ответил Уиллис.
— Чего? — переспросил Джерарди.
— Он в фотолаборатории, ему надо разобраться со своими ребятами.
— Разобраться? В чем? Он придет сюда, чтобы объяснить, что, черт побери, стряслось сегодня ночью?
— Придет, — сказал Уиллис.
— Когда? Уже полдвенадцатого!
— Как разберется, так и придет.
— Он просто пытается спасти свою шкуру, вот и все! — высказался Миллер. — Как это вышло, что нас никто не предупредил?
— В смысле? — поинтересовался Хейз.
— Как вышло, что этот парень в фургоне, который сидит там круглыми сутками, не сообщил нам по рации, что там никого нет, кроме пары ширял?
— А по-моему, — сказал Джерарди, — ему, если хотите знать, просто дали на лапу.
— А я себе едва шею не свернул на этой проклятой лестнице! — пожаловался Миллер.
— Двое ширял, окосевших в дымину. И квартирка пуста, как сердце шлюхи, — сказал Джерарди. — Я вам точно говорю, их кто-то предупредил!
— А вот и он! — сказал Мейер и поспешно подошел к решетчатому барьеру, отделявшему комнату от коридора. — Эл, заходи! Ты со всем разобрался?
— Я вообще не знаю, почему я должен был с чем-то разбираться, — проворчал полисмен. Он был одет в пеструю спортивную рубашку с короткими рукавами, голубые хлопчатобумажные брюки и сандалии. Едва войдя в дежурку, он немедленно прикрепил к карману рубашки свое закатанное в пластик удостоверение, как будто входил в центральное управление или что-нибудь в этом духе.
— Это Эл Родригес, — представил его Мейер. — Это Джерарди и Миллер из отдела по борьбе с наркотиками. Остальных, думаю, ты знаешь.
— Ага, — сказал Родригес. — Привет.
— Это вы сидели в том фургоне? — спросил Джерарди.
— Ага, — ответил Родригес.
— И что же произошло сегодня вечером?
— В смысле?
— Мы поднялись наверх и нашли там только двух ширял. Где все эти мужики с фотографий, которые вы снимали?
— А я-то почем знаю, черт возьми?
— Да вы что, дрыхли, что ли, в этом проклятом фургоне?
— Я фотографировал! — обиделся Родригес.
— Ну и что же вы нафотографировали сегодня? Пару ширял, которые поднимались наверх, чтобы словить кайф?
— Я не знаю, кто туда поднимался, а кто нет! — сказал Родригес. — Я навожу камеру на подъезд, камера фотографирует. Когда кончается пленка, я вставляю новую. Я не знаю, что там на пленке. Пленку проявляют где-то в центре. Иногда я даже не знаю, что было на той пленке, которую уже проявили.
— Кто нажимает на кнопку, чтобы делать снимки?
— Я.
— Когда?
— Когда кто-нибудь подходит к подъезду.
— Ну и кто подходил к нему сегодня вечером?
— Уйма народу.
— И вся эта уйма народу вошла в здание?
— Ну конечно!
— И куда же они подевались?
— Блин, а я что, знаю? Может, на крышу вылезли, голубей гонять. Мне за ними следить не положено, мне положено фотографировать.