— Это хорошо, — сказал Лейдер. — Рад был помочь.
— На этот раз у меня очень простой вопрос, — сказал Карелла.
— Угу, — ответил Лейдер. Он давно привык к очень простым вопросам, требующим исследований, сравнимых с научной диссертацией.
— У меня имеется жертва предполагаемого самоубийства, человек, умерший от смертельной дозы секонала. Бывшая жена этого человека и его брат единодушно утверждают, что он в рот не брал никаких лекарств.
— У него была фобия?
— Он в детстве испытал сильную аллергическую реакцию на стрептомицин и с тех пор не принимал даже аспирина.
— Пожалуй, это можно назвать фобией.
— Вот вопрос: мог ли такой человек добровольно проглотить двадцать девять капсул секонала?
— Хм… — сказал Лейдер.
Карелла ждал.
— Тут вся проблема вот в чем, — сказал наконец Лейдер, — я вполне могу представить себе ситуацию, в которой он мог его принять.
— Какую именно?
— Видите ли, при фобии человек может вести себя двояко, — начал Лейдер. — Во-первых, он может избегать всего, что вызывает страх. Например, если вы боитесь открытого пространства, вы попросту запретесь у себя в квартире и будете отказываться выходить на улицу, где фобия может вызвать крайнюю тревогу.
— А во-вторых?
— А во-вторых, вы можете броситься навстречу своему страху. Например, многие люди, проявляющие героизм на войне, очень боятся сражений. Но они побеждают свой страх. Ну, возможно, «побеждают» — это сильно сказано. Они преодолевают его, добровольно вызываясь исполнять опасные миссии, и это куда лучше помогает им справиться со своим страхом, чем просто сидеть и трястись от ужаса каждый раз, как где-то рядом рванет снаряд. Вы понимаете, о чем я?
— Думаю, что да.
— Мы называем первое уклонением от опасности, а второе, противоположный механизм, — противофобической конфронтацией. Бросаться навстречу страху. Когда я занимался частной практикой, много лет тому назад, мне пришлось работать с пилотом, который пошел в авиацию, потому что боялся высоты. Это был его способ борьбы с фобией.
— Это весьма утешительно, — сказал Карелла.
— Да, конечно, — согласился Лейдер.
— В смысле, для пассажиров самолетов, — сказал Карелла.
— Ну да, — ответил Лейдер. Карелла понял, что у этого человека чувство юмора как таковое отсутствует напрочь.
— Так вот, — продолжал Лейдер, вернувшись к первоначальной теме разговора, — в вашем случае человек мог попытаться преодолеть свою лекарственную фобию, нарочно проглотив больше лекарства, чем требовалось в качестве снотворного. Если принять во внимание то, что он намеревался сделать…
— То есть?
— Ну, вы ведь сказали, что это предполагаемое самоубийство?
— Да.
— Ну, значит, человек намеревался покончить с собой…
— Да.
— Возможно, это был его способ поддаться наконец своей фобии, так сказать, броситься в ее объятия, поддаться одновременно и фобии, и смерти. Окончательное решение конфликта, так сказать.
— Понятно, — сказал Карелла.
— Извините, если я вас разочаровал, — сказал Лейдер.
— Нет-нет, мне следует рассмотреть все…
— Ну да, понимаю.
И все же Карелла был разочарован.
Он надеялся получить четкий ответ профессионала, отличающийся от того, что лишь вчера сказал ему Джеймс Бролин: «Я не могу ответить на этот вопрос, не ознакомившись подробно с историей человека, которого вы имеете в виду». Возможно, психологи позволяют себе совать нос туда, куда психиатры лазить не решаются. Но разве не мог Лейдер ответить попросту: «Нет, ни в коем случае! Этот человек не мог бы покончить жизнь самоубийством, приняв лекарство». А как все было бы просто! О да, проще некуда. Тогда Карелле только и оставалось бы, что найти убийцу. Так ли уж много убийц в наши дни?
Карелла знал, что нельзя вести дело на одной интуиции. Он видел слишком много случаев, когда копы продолжали упрямо идти по ложному следу только потому, что «чувствовали — в этом что-то есть», и в результате оставались на бобах. Быть может, это только интуиция заставляла его сбрасывать со счетов хрупкого владельца картинной галереи и бывшего капитана израильской армии в качестве подозреваемых в убийстве (которого, кстати, могло и не быть), быть может, ему следовало натравить на них целую команду, чтобы за ними следили день и ночь — теперь, когда поезд уже ушел, — может быть, он слишком рано решил оставить их в покое. Но… Может быть, не всегда можно определить, что человек врет, но, когда человек говорит правду, это видно сразу. Правда звучит иначе — словно удары топора по дубовому стволу. Карелла интуитивно чувствовал — да, чувствовал, да, интуитивно! — что и Луи Керн, и Джессика Герцог рассказали ему всю правду. И он не хотел тратить драгоценное время на преследование этих двоих. Тем не менее Карелла хотел убедиться, что ничего не упустил. Он позвонил Ролли Шабрье, в юридический отдел.