Самбук Ростислав
Жаркий июль
Ростислав САМБУК
ЖАРКИЙ ИЮЛЬ
1
Сегодня суббота, но Марина встала в шесть утра. Я делаю вид, что сплю, однако одним глазом незаметно наблюдаю, как она бегает из кухни в комнату, еще не одетая, в ночной рубашке, и мне приятно смотреть на нее вот такую - непричесанную, с ненакрашенными губами и оголенными руками. Думаю - зачем ей красить губы и ресницы, но Марина слишком серьезно относится к своей внешности и каждое утро не менее получаса просиживает перед зеркалом. В конце концов, может, это и правильно, хотя, по моему глубокому убеждению, косметикой должны заниматься женщины не очень красивые, - все на свете требует улучшения, а Марина и так хороша: не раз видел, как на нее оглядываются мужчины, и это мне абсолютно не нравится.
По-моему, Марина об этом иного мнения, а мне приходится обуздывать свои чувства, хотя с удовольствием дал бы решительный отпор нахалу, который столь бесцеремонно разглядывает стройные Маринины ножки.
Но сегодня Марина отказалась от туши и помады, решительно стащила с меня одеяло и приказала:
- Вставай, лентяй, не то все проспишь!
Я схватился за подушку, словно она могла спасти меня, уткнулся в нее лицом. Мне и правда не хотелось вставать, но Марина была неумолима.
- Выезжаем через четверть часа! - сказала она тоном, не допускающим возражений, и отобрала у меня подушку. - Пять минут на умывание, десять на бритье и столько же на завтрак. Ясно?
Я понимал Маринину настойчивость: сейчас половина седьмого, и до семи она хочет вытащить меня из квартиры, подальше от телефона с его настойчивыми звонками, ничего хорошего не сулящими ни мне, ни, тем паче, моей жене, которая в кои веки собралась провести со мной выходной день на пляже.
Честно говоря, я не так уж и убежден, что Марине хочется купаться, она, кажется, тоже с радостью понежилась бы лишний часок в постели, но знала, что в любую минуту мог зазвонить телефон, и дежурный по управлению или даже сам полковник Каштанов сообщит, что за мной уже выехала машина, и следует немедленно прибыть на место происшествия. А происшествий в нашем чуть ли не двухмиллионном городе, к сожалению, еще хватает, и работники уголовного розыска без дела не сидят.
А попробуй найти меня на пляже, да еще и в безоблачный день, к тому же в субботу!
Значит, расчет у Марины точный, и, в конце концов, я не могу с ней не согласиться: даже милицейские капитаны имеют право на отдых, тем более в летнюю жару. И поэтому я быстро соскакиваю с постели, подхватываю Марину на руки, приседаю несколько раз, демонстрируя таким способом свою силу.
Жена машет ногами, протестует, однако моя шалость нравится ей - она прижимается ко мне и трется ушком о небритую щеку... Наконец у меня не хватает дыхания, я осторожно ставлю Марину на ноги и, стараясь не показать своей усталости, направляюсь в ванную.
Мы быстро съедаем яичницу, Марина бросает в хозяйственную сумку пляжные вещи, еще с вечера приготовленные бутерброды, я достаю из холодильника бутылки с минеральной водой и пивом, с грустью думая, что, когда мне захочется выпить пива, оно уже успеет нагреться. Не выдерживаю и вскрываю одну бутылку: пиво приятно горчит, и я быстро выпиваю целый стакан. Марина укоризненно смотрит на меня, однако я стоически допиваю и второй стакан.
Громко лязгает замок, я вызываю лифт, но Марина бежит по лестнице, невзирая на то, что мы живем на верхнем, девятом этаже. Я догоняю ее, отнимаю сумку. Выскакиваем на улицу, и только тут Марина спокойно вздыхает. Она берет меня под руку, заглядывает в глаза, доброжелательно улыбается, но слова ее не очень нежны:
- Алкаш несчастный!
Я делаю попытку оправдаться, ссылаясь на то, что в последних постановлениях пиво отнесено к безалкогольным напиткам, но тут же понимаю неуместность своих рассуждений, потому что Марина перебивает меня довольно неучтиво:
- Жадина! Не мог поделиться!
Сразу осознаю свою ошибку, предлагаю тут же, на улице, открыть еще одну бутылку.
Марина не возражает, и мы идем к переправе через Русановскую протоку, по очереди глотая ледяное пиво прямо из горлышка, не обращая внимания на осуждающие взгляды прохожих.
В конце концов, неужели это преступление - выпить пива там, где тебе хочется? Ведь никто не знает и даже представить себе не может, что этот долговязый парень - инспектор городского угрозыска.
Видел бы это сейчас Каштанов!
Хотя, наверное, полковник понял бы меня. А вот у его заместителя майора Худякова взгляды на жизнь несколько иные. Мы даже удивляемся, почему майор так долго засиделся в уголовном розыске. Ему бы где-нибудь командовать батальоном - вот был бы порядок: все ходили бы строевым шагом, приветствовали начальство по уставу, точно и безоговорочно исполняли приказы и все распоряжения. Правда, я догадываюсь, почему Каштанов держит майора. Того хлебом не корми, а позволь составлять и требовать от всех письменные отчеты. Каштанова тошнит от бумажной кутерьмы, а Худяков чувствует себя в ней как рыба в воде. Ну, а то, что майор пытается иногда вмешиваться в оперативную работу, - не страшно: все равно никто, кроме начинающих лейтенантов, его всерьез не воспринимает, но даже и этим хватает двух-трех месяцев, чтобы разобраться в ситуации и четко определить место Худякова в нашей неофициальной табели о рангах.
Мы допиваем пиво уже на борту речного трамвая. Он еще долго стоит, ожидая одиночных утренних пассажиров. Это начинает раздражать: вообще больше всего в жизни меня раздражает бесцельное ожидание, и, конечно, я люблю работу в угрозыске не только потому, что приходится решать бесчисленное количество сложных и даже головоломных вопросов, а и потому, что почти никогда не просиживаешь стулья в разных приемных, перед нами быстро открываются любые двери. И я понимаю почему: в одном случае - из любопытства, в другом - от страха, в третьем - из уважения...
Но капитан речного трамвая не знает, что на борту его посудины сидит инспектор уголовного розыска. Ему все равно, инспектор ты или сам генерал, ему нужно выполнить план с минимальными потерями, - так зачем гонять полупустое судно?..
Наконец двигаемся.
Я смотрю, как Марина подставляет лицо свежему речному ветерку, как треплет он ее длинные светлые волосы, и только теперь понимаю, что у нас впереди два долгих дня, сегодня пробудем на пляже до самого вечера, потом пойдем на последний сеанс в кинотеатр "Краков", а завтра...
Кстати, что завтра?
Я ласково касаюсь пряди ее волос, Марина прижимается ко мне щекой, и я шепчу ей на ухо:
- А завтра?
Марина всегда понимает меня с полуслова, по крайней мере в большинстве случаев, поэтому и отвечает, не колеблясь:
- По грибы.
По грибы - это подарок мне.
Я - грибник, и все в управлении знают, что в милиции я фактически не по основному призванию - мне бы работать лесничим, дневать и ночевать в безграничной полесской дубраве. Но и я уверен, что никто из милицейских капитанов и даже майоров не разбирается так в груздях и подберезовиках, маслятах и рыжиках. Особенно рыжиках. Нет на свете лучших грибов. И жареных, и соленых, и маринованных.
Однако о рыжиках будете думать завтра, уважаемый капитан, потому что трамвай уже подруливает к пристани и резко сигналит, предупреждая какого-то рыболова в лодке, - болван, а не рыбак, разве непонятно, что речной трамвай разгонит даже привычную ко всему плотвичку?
Мы с Мариной выскакиваем на берег первыми, сбрасываем туфли и, увязая по щиколотку в не прогревшемся еще с ночи песке, бредем через остров к основному днепровскому руслу. Там вода холоднее и течение быстрее, народу, конечно, будет море, но мы с Мариной, если захотим, можем уединиться даже в человеческом столпотворении.
Правда, между девятью и десятью часами пляж заполняется, и к воде приходится пробираться, чуть ли не переступая через множество тел. И все же нам хорошо: мы ранние пташки и лежим у самой воды, я - навзничь, подложив под голову руки, а Марина зарылась в песок - уткнулась подбородком в подставленные ладони и читает мне Уолта Уитмена:
Свежий, простой и прекрасный,
освободившийся из плена зимы,
Как будто никогда не бывало на свете ни мод,
ни политики,
ни денежных дел,