Сейчас я не думал. По крайней мере, почти не думал, и это было легко.
(«НЕ НАДЕЙСЯ!..» – прошипел ехидный голос. – «НЕ НАДЕЙСЯ УЙТИ ОТ ВОПРОСОВ…»)
Надя стояла у столика, нетерпеливо барабаня кончиками пальцев по его гладкой деревянной поверхности. Ее чуть наклоненное лицо было обращено ко мне. она оправилась… после этого… и я не мог не признать — выглядела просто прекрасно. Где-то глубоко в моем сердце кольнуло несколько иголочек. Я нетвердо зашагал навстречу ей на гипсовых ногах. Кажется, на моих губах застыла какая-то дурацкая улыбочка, улыбка дефективного, которого выпустили на свободу, и он теперь не знает, что с этим делать. Она тоже улыбалась, ее глаза поблескивали. Как глупо! Боже мой, как глупо!..
Наши руки встретились ранее, чем наши тела. Затем мы обнялись. Она все еще была горячей, обжигающей. Мой нос уткнулся в ее щеку. «А я уже подумала, у тебя какие-то серьезные проблемы», – игриво улыбаясь, проговорила Надя.
Внутри меня кто-то дико засмеялся, всхлипнул и затих. «Я хочу тебя», – сказала она, на мгновение прижавшись ко мне своей нижней частью. Ее дыхание было неровным.
(«УРРРА!» – громко проорал голос-насмешник. – «ТЕПЕРЬ САМАЯ ЛУЧШАЯ ЧАСТЬ. ТЫ НАКЛОНЯЕШЬ ЕЕ ВНИЗ ГРАДУСОВ НА ТРИДЦАТЬ И. ПОДДЕРЖИВАЯ ДВЕ АППЕТИТНЫЕ ПЛЮШЕЧКИ, ГОВОРИШЬ ПРОНИКНОВЕННЫМ НИЗКИМ ГОЛОСОМ: «Я ТОЖЕ ХОЧУ ТЕБЯ, ДОРОГАЯ, ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС». И ЕЩЕ ЧТО-ТО ТАКОЕ ДУШЕВНОЕ. ПРИДУМАЕШЬ, У ТЕБЯ ЖЕ МОЗГИ. А НЕ КУЧА ОПИЛОК В ГОЛОВЕ. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЕСЛИ ТЫ НЕ ПОЛНЫЙ БОЛВАН, СРАЗУ ПОПРОСИШЬ, ЧТОБЫ ОНА ВЗЯЛА В РОТ. ОНИ ВЕДЬ ЭТО УМЕЮТ, ЗНАЕШЬ…»)
«Я тоже хочу тебя», – сказал я одеревеневшим голосом. Язык еле ворочался во рту, сухой и колючий.
Она тихонько засмеялась: «Я заметила». Перед моими глазами мелькнула и пропала группка ярко-желтых пятен. НЕУЖЕЛИ У МЕНЯ СТОИТ? Это невозможно!.. это..
(«ДА ТЫ, Я ВИЖУ, ПРОСТО УДАРНИК», – удивленно сказал голос, почесывая в затылке, – «КАЗАНОВА! ЧТО Ж ТЫ ТАЛАНТ В ЗЕМЛЮ ЗАРЫВАЕШЬ, А?! КОНВЕЙЕР КАКОЙ-ТО, А НЕ ПАРЕНЬ! НУ ДАВАЙ, ДАВАЙ…»)
Я закачался на ногах, еле удерживая равновесие. Это было уже слишком! Меня выручило только то, что Надя в этот момент отпустила меня и отошла в сторону. К небольшому уютному темно-серому камину у правой стенки, рядом с ним на коврике лежала палка для перемешивания углей и спичечный коробок. «Давай разожжем его», – сказала она, присаживаясь на корточки и по-особенному поглядывая в мою сторону. Ее ласковый голос… белые колени… кошачья грация изогнутой спины, вполоборота обращенной ко мне… буквально гипнотизировали меня. Я ничего не мог с этим поделать.
Меня пробил горячий пот. Я снова качнулся, балансируя на утопающих внизу ходулях, и сделал несколько шагов по направлению к Наде. «Да», – услышал я свой хриплый свистящий шепот.
(МОЛОТОК-ТОК! – восторженно завизжал голос. – ЭТО ТАК РРРОМАНТИЧНО!..)
(«Папа, пожалуйста…» – горько подумал я, ощущая, что силы на исходе. – «Почему я не могу быть КАК ВСЕ?!»)
Я люблю Надю. Я не могу уйти отсюда. Я люблю ее. Я — ЛЮБЛЮ ЕЕ!..
Она еще раз улыбнулась мне и, отвернувшись к черненькому углублению камина, зачикала спичками, пытаясь разжечь в нем огонь.
Я шел-плыл к ней, ощущая лишь отупелую бесчувственность, заледенелый груз непереваренных мыслей. «ТАК ЛЮДИ МОГУТ ВСТРЕЧАТЬСЯ ВСЮ ЖИЗНЬ», – негромко проговорил внутри тот разумный спокойный голос, – 2не подозревая о том, что в голове у другого. подавленные своими собственными переживаниями, они могут говорить другому хорошие слова. целовать его. могут спать с ним. но все равно они остаются бесконечно далеки друг от друга, как два астероида в пустоте космоса, чьи орбиты никогда — никогда не пересекутся.» Этот голос не волновал меня. Я слушал его вполуха, как никогда близкий к пониманию того, что все происходящее со мной — сон. Иначе и не может быть, потому что я не способен более выносить все это, ночной кошмар, который никак не хочет уйти прочь.
И как во сне я увидел свою руку, взметнувшуюся в воздух. Она сжимала железный прут, палку для переворачивания углей, подхваченную с пола. «Зачем, о господи, ЗАЧЕМ я это делаю?..» – успел подумать я, прежде чем раздался тупой короткий звук, и мое сознание растворилось в зияющем темном провале…
(«ТЫ УУУБИЛ ЕЕ!» – торжествующе завопил в стремительно вращающуюся темноту все тот же гнусный голос. Потом все)
…
Когда я очнулся, то первым, что я почувствовал, было свежим ночным дыханием ветра, обвевающего мое лицо. Это ощущение было таким приятным, легким, что меня охватило секундное блаженство, по коже пробежались мурашки. Господи, где я?