— Хотел было сдать, да побоялся. Знал, что в милиции начнутся спросы да расспросы...
Ватуля замолчал и, услышав за окном хруст гравия, понял: будка окружена чекистами, и вырваться невозможно. Что ж, решил он, будем разыгрывать простачка, ничего не знающего, ничего не ведающего. Может быть, все ограничится допросом. Ведь не могут же они его арестовать, не согласовав с железнодорожным начальством. Как же может участок остаться без надзора, да еще в такое время... Так успокаивал себя Ватуля.
Но резкий телефонный звонок прервал его размышления. Он быстро вскочил с места, кинулся к аппарату.
— Сидите! — резко приказал Середа и сам взял трубку. — Слушаю.
— Кто у телефона? — спросили на другом конце провода.
Николай обрадовался, услышав знакомый голос Буряка.
— Старший сержант Середа, товарищ капитан.
— Здравствуйте, старший сержант. Доложите, как прошла операция.
— Все в порядке. Путевой обходчик Ватуля задержан и находится под охраной.
— Обошлось без потерь?
— Так точно.
— Так, от лица службы выношу благодарность! — Николай почувствовал в голосе капитана веселые нотки. — Ватулю возьмите под строжайшую охрану. Сейчас выезжаем к вам из Нежина на дрезине. Ждите.
Поеживаясь от утреннего холодка, Михаил и Хайкин стали разводить костер в конце огорода, у леса. В заброшенном сарайчике нашлись старые сухие доски, куски толя. Семенко притащил из прошлогодней копны охапку слежавшегося сена. Вспыхнула спичка. Огонь забился, затанцевал, обдал теплом лица друзей. Влажные гимнастерки вскоре задымились паром. Михаил завернул самокрутку, прикурил от горящей веточки. Семенко с Хайкиным притянули к костру от прясла полусухое бревно, уселись на нем и тоже задымили цигарками.
Лес оживал, наполнялся голосами птиц. Есть какая-то особая прелесть в минуту рождения дня в лесу. Сумрак отступает неохотно, уходит в заросли, в темные овраги, робко высвечиваются стволы деревьев. Солнце, словно нехотя, поднимается над острыми верхушками елей, округлых сосен, его лучи начинают сиять алмазным блеском в дождевых и росных каплях.
Горьковатый дым костра напомнил Михаилу о родной лесной сторожке, о боровых тропинках, об Аксинье.
«Что она делает в эту минуту там, в лесу, одна? Наверное, уже проснулась, печь затопила, к колодцу за водой сходила.»
Вспомнилось ему, как однажды, в первый год их семейной жизни, вдвоем шли от станции на кордон. Поезд пришел рано утром из Ворошиловграда, где они гостили у знакомых. Лес тонул в тумане. По песчаной обочине Аксинья спешила вперед с маленьким узелком в руках. Михаил шагал вслед за ней, неся в руке круглый фанерный баульчик.
Он видел, как маленькие ноги жены в прорезиненных синих тапочках мягко ступали на влажный песок, и вся она, в голубом ситцевом платьице словно не шла, а летела, легко раскачиваясь своим стройным телом. Михаилу хотелось взять ее на руки и нести, как сказочную птицу, по этой лесной дороге.
У входа на луг их встретил легким шумом проснувшийся березовый подлесок. С реки потянуло прохладой, сыростью. Здесь, на берегу Донца, сосновый бор перемешался с березами, кряжистыми дубами, темной ольхой. По тропинке сквозь заросли черемухи они подошли к реке. Аксинья сбросила тапочки, попробовала ногой воду.
— Теплая, — сказала она тихо, посмотрев на Михаила лукаво прищуренными глазами, — как парное молоко.
— За ночь остыть не успела, — пояснил Михаил, — это с лесными реками бывает...
Аксинья рассмеялась.
— Миша, давай искупаемся, освежимся после душного вагона...
— И то дело, — согласился радостно муж, — смоем дорожную пыль.
— Ты раздевайся здесь, а я пойду за кусты сниму платье.
Аксинья быстро убежала за густую ольху, оставляя на рябоватом песке следы.
Михаил быстро разделся и тихо вошел в воду. Оглядевшись, он поплыл саженками к противоположному берегу, где белели кувшинки. Взявшись за ивовые ветви, он увидел, что Аксинья, обнаженная, бежит, как девочка, вприпрыжку к воде.
— Сумасшедшая, — улыбнулся Михаил, — а вдруг кто-то увидит. Мало ли народу утром ходит от вокзала в станицу.
— Миша, плыви сюда, — взмахнула она над водой рукой, — здесь так хорошо.
Он быстро нарвал букет кувшинок и через минуту был уже рядом с женой.
— Вот возьми, — протянул он ей букет, доставая ногой песчаное дно, — видишь, какие красавицы, похожие на тебя.
— Придумаешь тоже, — Аксинья прислонила лицо к холодным чашечкам цветов. — Смотри, вода теплая, а они холодные, — удивилась она и улыбнулась так озаренно, как улыбаются только дети.