В первую же рабочую смену Тина выслушала все указания доктора, приготовила утренние таблетки, заполнила таблицы температуры и давления, и доктор сел смотрел телевизор, а ее отпустил погулять.
Тина, дрожа от восторга и предвкушения, с полотенцем на плечах отправилась на берег. Он был совершенно пуст – море, покрытое серебристыми бликами, расстилалось до самого горизонта. Уже наступила полночь и постояльцы давно спали. Тина остановилась недалеко от фонаря и замерла. Ветер был очень сильным, он бил в лицо и обматывал ее сарафан вокруг тела, невольно лаская его. И пах соленой теплой водой.
Никого поблизости нет. Никто не гуляет, не ходят ни отдыхающие, ни влюбленные парочки.
В тот раз Филипп стоял здесь.
Тина поморщилась и пошла к спуску. Он был несложным, разве что чересчур извилистым, благодаря чему и получил такое название – Зигзаг.
Даже в темноте она быстро спустилась на берег. Тут ветра благодаря заграждающим скалам практически не было. Тина быстро сбросила платье и босоножки и ступила в прохладную воду. Стало холодно, но ничего, она скоро привыкнет.
Она хорошо помнила путь к камню. Нужно было обогнуть один большой валун и, когда вода поднимается чуть выше колена, там и лежит тот самый плоский великан. Вот он. Мокрый и еще теплый после дневной жары.
Тина залезла на него и растянулась на спине. Как же давно она об этом мечтала! Она раскинула руки и глубоко вздохнула. Пока она сюда шла, купальник намок и раздражал кожу, так что Тина развязала тесемки бюстгалтера и оставила его болтаться на шее, чтобы не уплыл.
В следующий раз нужно совсем раздеться.
Тина наслаждалась брызгами воды. Волны были маленькими, почти не захватывали камень, но брызгали на него каждый раз. Тина закрыла глаза и сосредоточилась на ощущении прохладных капель на своей груди и животе. Соски уже возбужденно поднялись и ждали, когда брызги прикоснутся к ним снова. Потом они медленно стекали по коже, щекоча все нервы. Тина дрожала от удовольствия.
Потом она сунула руку себе в трусики. Она умела делать себе приятно, хотя такие ласки все равно оставляли после себя какую-то незаполненную пустоту. Но когда нет ничего другого – лучше так, чем никак.
Она привычно провела пальцами, увлажняя себя. Нашла точку клитора и осторожно стала кружить вокруг него. Удобно расставила ноги. Второй рукой погладила грудь.
Мысленно перед ней встал Филипп. Такой, каким был до последнего момента их неожиданной ссоры. Желанный, теплый, он притягивал как магнит. Ей хотелось прикосновений его рук, его губ, его члена. Хотелось тяжести его тела на себе и проникновения его языка в свой рот. Ей жутко хотелось Филиппа. До сих пор.
Тина не стала прогонять его образ. Она приоткрыла губы, представляя, что он ее целует – так глубоко, что она задыхается. Бедра приподнялись. Тина двигала пальцами, вызывая в своем теле дрожь облегчения, но она никак не наступала. Волны шумели, создавая нужный ритм, заставляя подаваться навстречу собственным пальцам... но чего-то все равно не хватало.
Надо представить... Филипп здесь, он еле сдерживает судорожное дыхание, наваливается сверху и прижимает ее бедра к камню... И шепчет что-то неразборчивое, его губы щекочут шею, а волосы – лицо. И он двигает своими бедрами, вбивается в нее своим членом и...
Тина облизала губы и открыла глаза.
Сверху ее на миг ослепил фонарь, который тут же дернулся и повернулся в сторону.
Под фонарем стоял Филипп.
Тина сразу его узнала – по фигуре, прическе и по позе, когда он стоял, сунув руки в шлевки джинс.
Сейчас, когда фонарь отвернулся, Тину уже не было видно сверху, но совсем недавно он видел... видел ее, застукал за этим самым занятием. От этой мысли, наконец, стало очень хорошо. Он просто смотрел, но Тине именно этого взгляда и не хватало. Она в последний раз провела вокруг клитора, потом прямо по нему — и кончила. Тело выгнулось, колени сжались, пока она хватала ртом воздух.
Ей было хорошо. Только все равно не хватало какой-то важной детали. Для полноты ощущений ей нужно было сжимать что-нибудь в себе. Прежде она пробовала разные предметы, но они не смогли заменить собой настоящий горячий мужской орган.
Жаль.
Тина посмотрела наверх. Там больше никого не было.
Она почему-то усмехнулась. Сбежал.