"Поверьте мне, милостивые государи, - сказала Малини, скромно опустив ресницы, хотя позвоночник ее оставался прямым, а плечи - твердыми. "Мой брат Адитья вернет вам былую славу. У вас будет то, что было раньше. Контроль над своими королевствами. Места власти и уважения при императорском дворе. Слава империи, скрепленная верностью, будет такой, какой она была когда-то".
И именно поэтому они были здесь, не так ли? Они были обязаны принадлежать к переделанной, извращенной Париджатдвипе Чандры - связаны теми же клятвами, которые давали их предки, чтобы отплатить за кровавую, ужасную жертву матерей, сформировавших Париджатдвипу. Священность этого обещания все еще отдавалась эхом по Париджатдвипе от тех давних смертей. Им нужно было только то, что они всегда имели - равенство, влияние и процветание, и Малини могла гарантировать, что Адитья это обеспечит.
Лучше слабый император, несомненно, думали они. Лучше сдержанный император, который хочет быть священником, чем фанатик, который возьмет то, что принадлежит нам, и сделает это своим".
"И когда же, - спросил тот же сруганский владыка, - мы получим все, что нам обещано?"
"Час уже поздний", - ответил владыка дварали, который заговорил первым, поднимаясь на ноги. "Могу ли я проводить тебя в твою комнату, принцесса Малини?"
"Я не уверена, что это будет разумно", - пробормотала Лата.
Но Малини только улыбнулась и сказала: "Конечно, мой господин. Сопровождайте меня".
"Вы - владыка Халил", - сказала она, когда они вышли в бархатную темноту, и Лата последовала за ними. "Владыка Лал-Килы, не так ли?"
"Да", - признал владыка.
"Ваша жена очень высокого мнения о вас, лорд Халил", - сказала Малини. "Она с восхищением описывала вашу защиту крепости от джагатаев".
"И, несомненно, с большими подробностями. У этой женщины нездоровый интерес к военной стратегии". Он бросил на нее косой взгляд. "Я знаю, что вы писали Разии, принцесса Малини. Она поделилась со мной многими из ваших писем. Я был заинтригован".
"Я подумала, что, возможно, так и было", - сказала она. "Вы же здесь, в конце концов".
Лорд Халил издал раскатистый смешок, который не был полностью наполнен хорошим настроением.
"Выбор, о котором я начинаю сильно сожалеть. Я скучаю по своему дому. По моим лошадям. А это место..." Он с отвращением огляделся вокруг. "Я бы не позволил своим лучшим всадникам войти в это место", - сказал он. "Мы зажаты со всех сторон. Что толку от лошадей на такой местности?" Он махнул рукой, с явным отвращением глядя на обилие блестящих цветов, свисающих с рокария. "Я жду здесь по воле императора. Но я боюсь, что его удовольствие заключается в том, чтобы оставаться здесь и медитировать".
"Он был добр, что ждал меня", - сказала Малини. "Добрый и благородный, как древний высокородный".
Лорд насмешливо фыркнул. "У меня мало терпения на его благородство".
"Я ценю вашу откровенность", - сказала Малини.
"Мои извинения. У нас в Дварали нет времени на цветистые слова".
Малини, которая читала элегантные послания его жены и когда-то наслаждалась поэзией Дварали, воздержалась от комментариев по поводу этого утверждения.
"Сколько советников из Дварали были отправлены на родину с позором?" мягко спросила Малини. "А сколько казнено? Буду откровенна в ответ, лорд Халил: форма высокородной чести Чандры не будет благосклонна к вам. Не так, как Адитья".
"Или по твоей воле", - сказал лорд. "Но ты права. Сожжение женщин - это не вызвало одобрения, скажу я тебе, принцесса. Но возвышать своих жрецов огня над королями и лордами, давшими Париятдвипе ее величие..." Он прищелкнул языком по крыше рта. "Это было непродуманно".
"Я предупреждала тебя, что он сделает то же самое", - напомнила ему Малини.
"Это так", - признал Халил. "Ты очень старалась посеять в своих посланиях недоброжелательность к лжеимператору", - сказал Халил. "Об этом мне рассказала моя жена".
"Твоя жена - умная женщина".
"Это точно".
Некоторое время они шли молча. Над ними порхали птицы. Небо было усеяно звездами, лаковый сад странно поблескивал.
"Жестокий император - это плохо", - сказал Халил. Его тон был легким, почти разговорным. "Но если он защищает интересы близких ему людей, ему можно многое простить".
"Чандра не защищает интересы даже своей собственной семьи", - сказала Малини. И ах, это было больше откровенности, чем ей следовало.
"И в этом вся суть, не так ли?"
Малини пошла дальше. Спокойно, уверенно. "Адитья всегда будет защищать интересы тех, кто ему предан", - сказала она. "Я могу обещать вам это, мой господин".
"Адитья действительно будет", - пробормотал Халил, глядя на нее проницательными глазами. Казалось, его глаза говорили, что не Адитья будет защищать его интересы.
Но это было в порядке вещей. В конце концов, интересы Малини совпадали с интересами Адитьи.
"Я оставляю вас здесь, принцесса", - сказал Халил, склонив голову.
"Моя благодарность", - пробормотала Малини.
Они с Латой подождали, пока он уйдет.
"Они добрее к своим женщинам в Дварали", - сказала Малини Лате, когда он ушел. "Я рискнула".
Затем, про себя, она пробормотала: "Кто-то должен".
РАО
Более дюжины мужчин увидели это, когда гонец - не один из гонцов Према, а сакетан в темно-зеленом, его заплетенные в косу волосы были наполовину распущены и слиплись от крови - упал с лошади и рухнул на дальнем конце моста. Он уже начал ползти по мосту, когда к нему подоспели люди и помогли ему.
"Солдаты из Париджата", - вздохнул гонец, как только оказался на монастырской земле. "Они... они идут. Только один батальон, хвала матерям".
"Они знают, что он здесь?" срочно спросил Нараян.
"Я не знаю", - вздохнул гонец. "Я не знаю, я-а-а! " И с этим криком боли солдаты и священники устремились к нему, окружая его и поднимая, чтобы доставить его в безопасное место. Один из дваралийцев оторвал свой собственный кушак и прижал его к ране в боку гонца.
Мысли Рао неслись вскачь. Удалось ли кому-то из людей Сантоша избежать встречи с ними? Или в Хиранапрастхе был оставлен контингент, чтобы искать помощи, если Сантош не вернется? Узнать это было невозможно.
Рао увидел мелькнувшее движение у дверей монастыря. Вспышка голубого света, и наблюдатель скрылся внутри.
Это мог быть любой из священников. Но Рао знал, что это был Адитья.
Рао долго смотрел на дверь, в его животе росло ядро горечи и сожаления.
Адитья слушал. А потом убежал.
Когда-то Рао восхищался спокойствием Адитьи.
Этот человек никогда не был поспешным или быстрым в гневе. Его ругали за медленные рефлексы, когда они упражнялись с саблями, но мудрецы и военачальники, обучавшие его правилам ведения честной войны, древней и современной военной стратегии, восхищались его тщательным учетом всех факторов. Адитья был мыслителем. Адитья всегда был мыслителем.