Отец (взрывается). Ты теперь и голоса еще слышишь? Дальше ехать некуда! Моя дочь голоса слышит! Неужто для того, чтобы моя дочь голоса слышала, я сорок лет спину гнул, ночей недосыпал, лишь бы вырастить из вас добрых христиан!
Жанна. Придется теперь сказать им "да", они говорят, что больше ждать нельзя.
Отец. Да кто не может больше ждать, дуреха? Чего они тебе делать велят, твои голоса? ЕT голоса, видите ли! Но пожалуй, лучше хоть что-нибудь слышать, чем совсем глухой быть!
Жанна. Они велят мне идти спасать французскую державу от великой опасности. Правда, что ей грозит опасность?
Отец. Э, черт! Ясно, что наша великая французская держава в большой опасности, того и гляди погибнет. Нам ли, жителям восточных рубежей, не знать этого, особенно в нашем краю, где полно солдатни. Но ведь не в первый раз грозит гибель французскому королевству, да и не в последний. Ничего, и на этот раз обойдется. Не суйся ты не в свои дела, пускай господь бог о королевстве печется. Ты бедная девушка, ты-то что можешь сделать? Даже мужчины - кроме тех, у кого ремесло такое - драться, - и те ничего не могут.
Жанна. А я могу. Мои голоса так говорят.
Отец (насмешливо). Это ты-то можешь? Стало быть, выходит, мы поискуснее наших знаменитых военачальников, а ведь их то и дело бьют.
Жанна. Да, отец!
Отец (передразнивая ее). "Да, отец!" Может, и впрямь ты не шлюха, так ты еще хуже. Сумасшедшая ты, вот кто. Да что ты сможешь сделать, дурья твоя башка?
Жанна. То, что велят мне мои голоса. Попросить вооруженный отряд у сира де Бодрикура...
Услышав свое имя, Бодрикур удовлетворенно вскрикивает: "Ага!" - и хочет выйти на авансцену.
Ему шепчут: "Да нет, да нет же, еще не время" - и оттаскивают на место.
...и когда у меня будет свой отряд, отправиться в Шинон к дофину, сказать ему, что он и есть настоящий король, поставить его во главе войска, освободить Орлеан, - а потом в Реймсе монсеньер архиепископ помажет дофина на царство, - и сбросить англичан в море.
Отец (все понял). Ага, наконец-то ты правду сказала, мерзкая девка! Вот чего тебе хочется, стать солдатской подстилкой, стать самой последней...
Жанна (таинственно улыбаясь). Нет, отец. Не последней. Самой первой, идти впереди под градом стрел и никогда не оглядываться назад, пока я не спасу Францию, - так сказали мне мои голоса. (Вдруг, погрустнев.) А потом, да свершится воля божья!
Отец (планы Жанны приводят его в бешенство). Спасать Францию? Францию спасать? А кто тем временем будет наших коров пасти? Значит, я тебя растил, ничего не жалея, на всякие жертвы шел для того, чтобы ты с солдатами гуляла, потому что тебе нужно, мол, Францию спасать, да еще когда? Когда ты выросла и можешь на ферме помогать? А ну, держись! Я тебя научу Францию спасать! (Подскакивает к ней и изо всех сил бьет ее по щекам, пинает ногой.)
Жанна (кричит под его ударами). Перестаньте, отец! Перестаньте!
Отец отстегивает пояс и начинает ее хлестать, ухая при каждом ударе.
Ладвеню (побледнев, вскакивает с места). Остановите же его! Ей больно!
Кошон (тихо). Тут мы бессильны, брат Ладвеню. Ведь узнаем мы Жанну только на процессе. Каждому из нас дано играть лишь свою роль - хорошую или плохую - так, как они написаны, каждому в свой черед... И вы же знаете, что по нашей милости ей скоро будет еще больнее. (Оборачивается к Варвику.) Не правда ли, эта семейная сцена не слишком приятна?
Варвик (машет рукой). Но почему же? Мы, англичане, определенно сторонники телесных наказаний для детей, они формируют характер. Меня самого чуть не засекли в детстве до смерти, и, как видите, это только закалило меня.
Отец (в изнеможении бросает пояс и, вытирая с лица пот, орет на Жанну, которая без чувств лежит у его ног). Эй, дохлятина! Ну что, будешь теперь Францию спасать? (Чуть сконфуженно поворачивается к другим действующим лицам.) А вы, мессиры, что сделали бы на моем месте, если бы ваша дочь такое плела?
Варвик (отводит взгляд от этого мужлана, флегматично). Одно только меня удивляет, более того - огорчает: полная несостоятельность нашей разведки в данном деле. Мы должны были с самого начала столковаться с этим типом.
Кошон (улыбается). Верно, но нельзя же все предвидеть.
Варвик. Хорошая разведка обязана все предвидеть. Какая-то девчонка ясновидящая, где-то в захолустье, твердит, что спасет Францию. Следовало об этом своевременно узнать и столковаться с отцом, чтобы он заставил ее держать язык за зубами, и мы задушили бы всю интригу в зародыше. Не дожидаясь, что она там натворит... А так это обошлось нам слишком дорого... (Снова нюхает розу.)
Мать (выступает влеред). Неужто убил?
Отец. Пока еще нет. Но если она в следующий раз посмеет заикнуться, что уйдет с солдатами, я ее, твою родную дочку, в Маасе утоплю, слышишь, утоплю собственными руками. А если меня уже в живых не будет, сыновьям накажу утопить... (Уходит, крупно шагая.)
Мать (наклоняется над Жанной, вытирает ей лицо). Жанна, доченька... Жаннета... Больно он тебя, а?
Жанна (испуганно отшатывается, потом узнает мать и жалко улыбается). Да. Бил сплеча.
Мать. Ничего не поделаешь, терпи. Отец ведь.
Жанна (слабым голосом). Я и терплю. И пока он меня бил, я молилась за него, чтобы господь его простил...
Мать (все же с некоторым возмущением). Господу богу нечего прощать отцам, когда они своих дочек колотят. Они в своем праве.
Жанна (кончает фразу), ...и чтобы он понял.
Мать (ласкает ее). Да что понял-то, козочка? К чему ты все эти небылицы ему рассказываешь?
Жанна (кричит в тоске). Надо же, чтобы хоть кто-то меня понял, матушка, ведь одна я ничего не смогу!
Мать (баюкает ее). Ну-ну, да не расстраивайся ты так. Прижмись ко мне, помнишь, как маленькая ко мне прижималась... До чего же ты, дочурка, выросла! И обнять-то ее не обнимешь... И все-таки ты моя маленькая, ты в меня пошла. Помнишь, сколько времени ты за мою юбку цеплялась, в кухню за мной ходила. А я тебе то морковку дам почистить, то тарелку вытереть, чтобы ты вроде меня стала... Братья твои - это другое дело - они мужчины, все в отца... Разве им, мужикам, что втолкуешь, не стоит и стараться... Говори просто "да", мол, все равно они целый день в поле торчат, а когда за дверь, дома ты полная хозяйка. Может, и зря я все это тебе говорю, но ты уже женщина, взрослая стала... Наш отец человек хороший, справедливый, но если бы я не хитрила с ним, так, чуток, - для его же добра, - думаешь, я выкрутилась бы? (Шепчет Жанне на ухо.) Наскребла я немножко денег, на всем экономила. Там грош, тут другой. Давай-ка купим тебе на ярмарке хорошенькую вышитую косынку. Будешь у нас красавица.
Жанна. Не красавицей я хочу быть, мама.
Мать. Я тоже в свое время с ума сходила, тоже, прежде чем встретилась с твоим отцом, одного парня любила, красавец был, да ничего не вышло, ушел он в солдаты, а я, как видишь, все-таки живу счастливо. Ну, скажи, кто же он? Нехорошо от матери секреты иметь. Значит, не можешь даже его имя назвать? Хоть из нашей деревни-то? Может, отец и даст согласие, против хорошей партии он возражать не будет. И уговорим его, дурачка, что это он, мол, сам тебе его выбрал... Знаешь ведь, какие они, мужчины, - орут, командуют, дерутся, а мы их за нос водим.
Жанна. Я не хочу выходить замуж, матушка. Святой архангел Михаил сказал, что я должна уйти из дому, надеть мужское платье, отправиться к нашему сиру дофину, чтобы спасти французское королевство.
Мать (строго). Смотри, Жанна, я к тебе по-доброму, ты мне глупости молоть не смей! И никогда я тебе не позволю одеться мужчиной, слышишь! Моя дочь да в мужском платье! Хотела бы я это видеть!