В понедельник утром Зузка прочитала колонку Сабрины и сразу передала по факсу копию Катринке, после чего позвонила ей в Нью-Йорк, чтобы выяснить, что же на самом деле произошло в Палм Бич. Катринка, перейдя на чешский, рассказала подруге все, что знала сама. Когда она закончила, на другом конце линии наступило молчание.
– Зузка, ты меня слышишь? – переспросила Катринка.
– Да, да, слышу, – сказала Зузка. – Мне просто очень жаль Марго.
– Да, это ужасно, – согласилась Катринка. – В таком семейном разрыве есть что-то кровавое.
– Все разрывы кровавы, – добавила Зузка. Ее голос звучал измученно.
– Зузка, у тебя все в порядке?
– Да. Все замечательно, – поспешно ответила та. – Я вспомнила о тебе и Миреке Бартоше, вот и все. Как ты была несчастна, когда ваш роман закончился.
Катринка и Зузка выросли в коммунистическом обществе, где любое отклонение от общепринятого стандарта могло стоить жилища, пищи, работы, а иногда и жизни. С раннего возраста они научились держать язык за зубами, хранить тайны. Раз Зузка не хочет говорить, что случилось, значит так нужно.
– Марго очень разумная женщина, – сказала она. – У нее все будет прекрасно. Катринка глубоко верила в эмоциональную гибкость всех своих подруг. Они могли преодолеть все проблемы, с которыми сталкивались в жизни. – Как и у всех у нас, zlaticko.
– Кто знает? Может, ты и права, – засмеялась Зузка. – А как твой новый дом? – спросила она, сменив тему. – Мне не терпится увидеть его.
Все находили новый городской дом сказочным. Катринка и Карлос избежали аляповатости и безвкусицы. В доме не было ни позолоты, ни бахромы на шторах, ни роз, напоминающих капусту. Ощущение богатства было достигнуто сочетанием бледных красок, тонких тканей и изысканных дорогих вещей. Белый мраморный пол с инкрустациями покрывал весь первый этаж, объединяя гостиную, небольшой холл, столовую и библиотеку. Тяжелые шторы свисали с деревянных карнизов на окнах. Удобная современная мебель перемежалась с роскошными антикварными столами и комодами. Стену в гостиной украшал многокрасочный гобелен семнадцатого века, изображавший пасторальную сцену, а на каждой стене в столовой висели в рамках геометрические рисунки.
Теперь, когда все было закончено, за исключением некоторых предметов мебели, которые еще не завезли, Катринка показывала свое новое детище друзьям, приходившим к ней по одному или небольшими группами; она даже дала свое согласие на статью в «Аркитекчурал дайджест», который и раньше писал об ее отелях и домах.
– Какая жалость, что «Шик» не написал об этом! – воскликнула Марго, которая вместо того, чтобы вернуться в Монте-Карло, вылетела в Нью-Йорк вместе с Катринкой и Марком на самолете, принадлежащем его концерну. – Дом просто сказочный.
– Тебе было удобно? У тебя было все, что необходимо? – спросила Катринка, входя в уютную библиотеку, отделанную деревянными панелями. По пятам за ней следовали Бруни и Бабар, две восточноевропейские овчарки, которых недавно приобрел Марк.
– Абсолютно все. Анна заботилась обо мне, – сказала Марго, протягивая руку, чтобы погладить Бруни.
Катринка с удовольствием упала на широкую софу, скинула туфли и поджала под себя ноги.
– Устала, сил нет. – Весь день, за исключением обеда со своим бухгалтером в ресторане «Фор сизенз», она провела в «Праге» в трудных переговорах с рекламным агентством по поводу освещения открытия нового коктейль-зала «Старлайт клуб» в нью-йоркской гостинице «Амбассадор», который должен был принять первых гостей в середине мая. – Как хорошо быть дома. Ты провела здесь весь день?