— И это тоже прекращай.
— Что?
— Спрашивать у меня такое.
Он издал мягкий тихий звук, напоминающий смех, но не совсем такой. Звук из тех легких, довольных шумов, у которых нет названия, нет описания в словаре, одну из тех интонаций, которые так часто говорят нам о большем, чем просто слова, объясняя, насколько мы счастливы.
— Тебе понравилось. — Констатировал утверждающе удовлетворенно.
— Ты… слов нет. И как тебе… не стыдно?! — покраснела еще сильнее.
— Было классно, правда?
Мы какое-то время молчали, и я даже почувствовала, что начинаю дремать, как вдруг принеслось:
— Выйдешь за меня?
Мой сон скрутил кукиш Морфею, а сердце сбилось с блаженного ритма.
— Это ничего, что я замужем?
— Все решаемо.
— Хы. Как у тебя все просто. А ты сам был женат? — задала вопрос, о котором почему-то и не задумывалась до этого.
— Был. Четыре года.
— И почему развелся?
Он напрягся. Потянулся за сигаретами.
— Не разводился я. Она стала наркоманкой. Умерла от передоза.
— Что?! — вырвалось тихо и одновременно громко.
— Ты даже не представляешь себе статистику подобных случаев в США.
Глядя на него ошарашенными глазами, не могла найти подходящих слов, чтобы выразить свои чувства.
— Это все в прошлом. — Дернув краем губ, припечатал взглядом: — Ты не ответила.
Я отодвинулась от него, и села, поправив подушку за спиной. Разговор предстоял не из легких.
— Это все сложно. Миш, у меня сын. Ты помнишь об этом?
— Помню. Только это не причина.
— И муж, который за все годы ни разу меня не обидел.
— Он у тебя идеальный? — вопрос прозвучал саркастически.
— Нет, конечно же, были моменты… но по большому счету — мелочи. Завтра Егор возвращается… и мне надо ему как-то смотреть в глаза после всего… Зачем ты все усложняешь еще больше? — уныло уставилась в сторону, не имея сил продолжать.
— Расскажи мне о нем.
Я удивленно подняла брови.
— Почему ты выбрала его? Какой он?
— Какой? Добрый, отзывчивый, надежный… у него те же ценности в жизни, что и у меня… — На время задумалась. Потом продолжила: — Он появился в моей жизни тогда, когда было очень плохо, и спас… вернул к жизни… к той Даше, которой я была всегда. Возвратил веру в добро, любовь, честность, справедливость…
— Ну, просто идеальный человек, как я посмотрю.
— У Егора есть недостатки. Как и у всех. Но я могу мириться с ними. А он мирится с моими. Пойми. Я не могу вот так с бухты-барахты уничтожить все, сломать жизнь человеку, который живет ради семьи и… как сказала моя подружка, крутит планету в ту сторону, которую я хочу.
— Не только он будет крутить ради тебя планету.
— Миш, не надо… прошу тебя. Мне и так плохо.
— Плохо, потому что хорошо?
— Да! Да, черт побери!! Ты это хотел услышать?! — разозлившись, вскочила и натянула на себя халат.
— Мы не закончили. — Майкл встряхнул меня излюбленным тоном голоса, и глазами указал сесть на прежнее место.
— Воды можно попить?! — откуда взялись силы бросить вызов — не знаю.
Он молча подкурил, выпустив дым вверх.
— Я его предала! И оправданий нет! — все еще бушуя внутри, отправилась в кухню.
Возвращаться назад не поспешила. Стала у чужого окна, глядя на пустынный, темный двор, освещаемый тусклыми фонарями. «Зачем я здесь? Почему не рядом с Данькой?» — мысль промелькнула и исчезла, так как Майкл подошел сзади и обнял, уткнувшись губами в макушку. Так мы простояли довольно долго.
— Даш, я все понимаю, но поговорить с ним тебе все же придется. Если тяжело или боишься — могу я.
— Что тебя не устраивает? Мы и так вместе.
— Меня не устраивает воровать тебя… у мужа, у жизни, у судьбы, черт бы ее побрал! — его злость с толикой отчаяния тюкнула острием мое сознание.
Я настолько увлеклась собственными угрызениями совести, что совершенно не думала о нем. А каково ему? Знать, что завтра ко мне будет прикасаться муж, имея на это полное право. Быстро же я забыла, как ревновала его к Нестеровой в Дании.
— Не дави, пожалуйста. Дай время.
И он дал. Четыре месяца. За это время Егор приезжал трижды. И каждый раз Миша изводил меня со свету недельными бойкотами после отъезда мужа, появляясь в тот момент, когда от отчаяния начинал крошиться рассудок. Хватал, увозя на съемную квартиру, где первые часы наша близость скорее напоминала безумие, а не встречи любящих людей.