– Птичка, что же ты творишь со мной, – хрипло простонал он ей в ухо, лаская мочку языком и несильно прикусывая. Подхватил под ягодицы и, спускаясь поцелуями вдоль шеи к налитой, возбужденной груди, повернулся в сторону своей койки. Она обхватила его ногами и тут же прикусила губу, отчетливо ощутив твердость вздыбленной плоти.
– Сирин, я больше не отпущу тебя, ты это понимаешь? – остановился в полушаге от кровати и заглянул ей в лицо. Она смотрела на него сверху вниз, вокруг ее головы и по плечам, почти накрывая их обоих разметались струи сверкающих волос. Она была похожа на языческую богиню, готовую к обряду жертвоприношения, от предвкушения этого в животе у него сладко заныло.
– Да, – коротко шепнула девушка, и его захлестнули волны триумфа.
Придерживая Сирин за спину, он уложил ценную ношу на жесткий соломенный матрас, проклиная судьбу, что не мог сейчас предложить ей того, чего она заслуживала. Он мог бы искупать ее в роскоши и избаловать излишествами. Просто потому, что знал, что этот миг для нее первый, а значит, особенный. Но как только ее голова коснулась подушки, а длинные локоны растеклись вокруг причудливыми пшеничными ручьями, он послал в пекло все свои помыслы.
Глаза Сирин излучали тот же огонь, что горел у него груди, пальцы требовательно стискивали волосы на его затылке, причиняя сладкую боль. Не было ничего на свете, что могло заставить Руда подождать.
Сейчас он был готов брать ее даже на голой земле. Даже на раскаленном песке пустыни или под обжигающими спину каплями Зеленого Дождя.
Плевать! Стоя, сидя или в одежде, но он не желал больше медлить. Правда, слегка усмиряя табун бушующих страстей, он все же напомнил себе, что в этот раз сдержит чрезмерный пыл.
– Не бойся, боли не будет.
Сирин, потерявшаяся в багровом тумане наслаждения, не сразу поняла, о чем он говорит. А когда сообразила, немного пришла в себя. Запоздало осознав, как быстро Руд затмил ее разум, заставляя мечтать лишь о том, чтобы он не останавливался. “О, Воды, а ведь я действительно не хочу, чтобы это прекращалось…”
Она молча кивнула, и Руд с новым порывом, теперь пропитанным нежностью и чуткой лаской, приник к ее губам. Освободив руки, он ласкал ее тело, проникая пытливыми пальцами под холодный шелк сорочки и сдвигая ее вниз.
Сжавшиеся до болезненного состояния вершинки грудей были острые и невероятно чувствительные, и Сирин дернулась всем телом, когда его горячий рот накрыл один из торчащих и твердых как камешек сосков. Подалась навстречу с еле сдерживаемым грудным стоном, и тут же громко вскрикнула, когда он прикусил сосок, а второй, растирая между подушечками пальцев, немного оттянул. В животе взметнулся вихрь раскаленных искр, и горячая влага выступила между ног.
Краем сознания Сирин понимала, что почти потеряла контроль над собственным телом. Оно начинало сходить с ума и жило собственной жизнью. Еще минута, и от нее не останется ничего, кроме стонущей и поскуливающей от желания самки. С явным усилием разжав кулак и пропустив сквозь пальцы его жесткие волосы, она завела руку вверх, за голову, хаотично нашаривая кожаный бок мешка. От этого движения спина ее прогнулась, а грудь призывно выпятилась вперед.
– Да-а-а, – прорычал Руд, теряя рассудок, – моя сладкая девочка, такая чувствительная, я тебя растерзаю…
Гладкая сталь холодила кожу ладони. А перьевая опушка безошибочно подсказала, как следует расположить дротик в руке. Сирин отсчитывала секунды, которые выпросило у нее ее собственное тело, “ну еще секундочку… ну всего одну”, но понимала, что больше медлить нельзя.
Руд переместился выше и, лаская ее ключицы, горло, подбородок, вернулся к губам. Зажмурив глаза, Сирин ответила на глубокий поцелуй и одним резким движением вонзила жало дротика в мышцу у основания шеи, вводя транквилизатор в его плоть.