Сирин вытянула из-под кресла увесистый саквояж и засунула в него нечто, завернутое в забрызганную маслом газету. Скорпи встрепенулся, спрыгнул со столешницы и засеменил к двери, после чего предусмотрительно отошел в сторонку. И как раз вовремя – девушка распахнула дверь и понеслась по крутой лестнице вверх, перепрыгивая через две ступеньки.
– Сирин, снова убегаешь? – негромкий оклик из кухни заставил ее остановиться как вкопанную. Старый Руфус. Опять не дал ушмыгнуть из дома незамеченной. А ведь говорил, что стал плоховато видеть, что уж не так остр его слух, как когда-то...
Скрипя половицами, Руфус подошел поближе к проему двери. Его узловатые, жилистые руки протирали стеклянный бокал.
– Опять ужин пропустишь... а старик-то старался, готовил...
Сирин накрыла волна сожаления. В последнее время они, и правда, проводили вместе все меньше времени. Руфус сетовал, что совсем проржавели кости, и не мог он, как раньше, ходить с ней по городу. Стало сложно часами бродить по Медному рынку, выискивая диковинки, как и спускаться в подвал и помогать мастерить. Он и по дому теперь еле управлялся, но очень старался не быть в тягость. Девушка протяжно выдохнула, ссутулив плечи и зажмурив глаза. Иногда ей хотелось послать к чертям все заказы, забраться с ногами на диван, прижаться к теплому боку Руфуса и болтать обо всем на свете. Строить планы на будущее, выдумывать бесполезные изобретения и обсуждать безумные инженерные идеи. Весь вечер напролет. Пока она не охрипнет или не услышит его тихий храп. Ведь этот старик – вся ее семья. Человек, посвятивший ей свою жизнь, вырастивший, рискуя всем и не требуя взамен ничего. Только с возрастом Сирин оценила, что камердинер ее погибшего дяди остался приглядывать за ней в те самые тяжелые времена, когда даже незначительная связь с кем-то из Айсбриджей могла стоить ссылки в Поводье. Или и того хуже – каторги на Очистных Топях.
– На вот, хоть тост пожуй… – разорвал паутину мыслей его надтреснутый голос.
В три шага Сирин подошла к старику, крепко обняла сбоку, положив подбородок на худое плечо.
– Мне нужно скорее забрать заказ, Руфус. Пришло пневмо-оповещение, – она показала пальцем на надвинутый на самые глаза капюшон, – обещают Дождь.
– Опять в самое ненастье выходишь, – он тяжело вздохнул, но сбить себя с цели не позволил. Прошаркав к кухонному буфету, взял фарфоровую тарелочку, на которой уже лежал поджаренный кусочек хлеба, смазанный джемом.
Сирин молча набила рот, откусив сразу половину, и спешно пережевывала, послушно глядя в глаза старику. С трудом сглотнув и переведя дух, повторила действие с оставшейся половинкой.
Камердинер снова шагнул к буфету, и в натертый до блеска бокал полилась струя кристально-чистой Воды.
Сирин усмехнулась:
– Скажи-ка, вот как тебе удается доставать такую чистую Воду? Я точно знаю, что Водовоз привозит нам только техническую... хоть и дерет с нас за это треть заработанных денег... – прищурив глаза, она отпила из бокала большой глоток, потом сделала еще три коротких. – Но эту Воду явно не кипятили… И это не дистиллят... Откуда, Руфус?
– Пей, маленькая, пей. – Он загадочно улыбнулся и грубовато погладил ее по голове. – У твоего старика еще остались кой-какие связи. Это у вас, молодежи, все по Табелю да по Процедуре. А у нас еще из прошлой жизни должники остались…
Он хрипло засмеялся и от этого сразу раскашлялся, постукивая себя кулаком по грудине и прислоняясь к дверному косяку. А потом вдруг помрачнел и стал чернее тучи.
– Боюсь я за тебя, волнуюсь….
– А о чем тебе волноваться, Руфус?
– На улицах небезопасно, девочка, особенно тебе…
– Руфус... О чем ты? Уж мне-то точно ничто не грозит. Я такая же простолюдинка, как и все люди в этом районе. Ни больших денег, ни пинт Воды с собой не таскаю. – Она невесело тряхнула небольшой серебряной фляжкой, в которой помещался максимум стакан Воды, и вернула ее в складки плаща. – Это пусть королева трясется за свою шкуру! Королева, да все ее прихлебатели, – увидела, как Руфус приставил к губам указательный палец, призывая говорить тише, но упрямо продолжила, не снижая голоса: – Это они за все в ответе! Довели людей до последней черты. Ну, а у нас с тобой на нее зуб особый… – и посмотрела на старика исподлобья, ожидая очередной нотации.
– Ну? Что смотришь? – миролюбиво ответил Руфус. – Не о чем нам с тобой спорить. Беги, коли собралась. Да люмьера возьми. Когда ты с ним – старику всегда спокойнее.