– Угол Диагонального бульвара и Парковой улицы, – коротко бросила водителю адрес, вскочив на подножку притормозившего портира. – И поскорее.
Покачиваясь, повозка покатила по брусчатой мостовой, Сирин уселась на засаленное сиденье и плотнее запахнула плащ, а устроившись поудобнее, заметила в углу дивана газету, видимо, забытую предыдущим пассажиром.
Во весь разворот “Сити Стэндарт” был пропечатан кричащий заголовок:
“ВСЕ ВИНОВНЫЕ БУДУТ НАКАЗАНЫ”
“Любопытно, – подумала Сирин и взяла газету в руки, – а я-то думала, все виновные уже сидят… сидят подле трона наиболее виновной...“
Разглаживая помятые листы, приоткрыла саквояж и вытащила хвостик люмьера – его лампочка мигом вспыхнула. Пробежалась глазами по первому абзацу и изумленно вскинула брови вверх: “Оу, а дело-то пахнет жареным… Интересно, как они будут выпутываться…”
Статья касалась чрезвычайного происшествия, всколыхнувшего общество, начиная с сытой знати и заканчивая самыми последними босяками.
Минувшим вечером мятежники взорвали очередную гидростанцию. Но если ранее подобным образом карались лишь частные дистилляционные фабрики, работавшие по разрешению правительства и имеющие четкие нормы водной выработки, то в этот раз подрывники выбрали своей целью крупнейшую гидростанцию Королевского Доминиона – “Лазурную”. Из ее накопительного бассейна покрывали большую часть подушевой нормы Воды, предоставляемой горожанам бесплатно.
В горле пересохло от беспокойства. Достав из-за пазухи потертую серебряную флягу, Сирин сделала два осторожных глотка и стала читать дальше.
Известный столичный журналист Сильвестр Пиктон, демонстрирующий поистине бульдожий оскал при любой попытке пошатнуть величие монаршей особы, занял своей статьей весь разворот. Вся мощь его публицистического дара была обрушена на порицание повстанческого движения, гневное низложение лидеров-протестантов и решительную критику излишне мягкого усмирения недовольных...
Сирин не раз замечала, что если какое-то выступление против Короны брался освещать мистер Пиктон, то он душу вытрясал и из свидетелей, и из правоохранительных структур, и из самого заявителя. К завершению журналистского расследования последний забирал все свои слова обратно, полностью и совершенно искренне менял свои взгляды, вплоть до вероисповедания, и готов был кровью расписаться в свидетельстве о вечной преданности своей Королеве.
Кроме этого, Сирин привыкла видеть живой слог Сильвестра, освещающего заседания Водно-Торговой Палаты, которая формировала сетку потребления Воды в соответствии с социальными нормами. Он еженедельно комментировал все изменения в тарифах на Воду. Да что уж там – даже рост цен он преподносил так, что люди не просто платили больше, но еще и признательными оставались.
То, что официальную версию взрыва Лазурной должен был донести до масс именно он – самый именитый журналист, было ясно как день. Ведь сложившаяся ситуация не просто угрожала самой Королеве и власти в целом, а могла подорвать основы жизнеобеспечения каждого жителя острова.
Содержимое самой статьи – пламенной и обличительной – вызывало смутное ощущение обмана. Так, словно в карточной игре при первой же раздаче ты получаешь самые младшие карты, и невольно смотришь на крупье, подозревая его в шельмовстве.
Очевидным было лишь одно – теперь “королевской пайки”, как называли в народе социальную квоту питьевой Воды, на всех не хватит. А значит, следует ожидать суровых бунтов. Ведь именно то, что Королева имела власть выдавать вожделенную Воду простым смертным, просто по своей монаршей милости, и было краеугольным камнем, делавшим ее правление неоспоримым. Делиться водой – чистое безумие. Но кто, как не верховный правитель может свободно распоряжаться подобной роскошью, доказывая столь широким благотворительным жестом исключительность собственного права на трон, скипетр и державу.
“Если не справиться с ситуацией в самые короткие сроки – начнутся массовые отравления и смерти, и прикрывать их очередной эпидемией холеры уже не удастся…”
В сердцах скомкав газетные листы, швырнула их на пол портира.