Выбрать главу

Глава 5.1. Citrus sinensis

Глава 5.1. Citrus sinensis

 

Голиаф отворил им дверь дома, как только Сирин поскреблась в его окно и была узнана.

– Чистого неба, – поздоровалась Сирин, и после секундной заминки их впустили внутрь.

– Чистого неба, – вторил хозяин, – что за нужда выгнала тебя на улицу перед самым Дождем?

 Он проводил их к еще тлеющему кухонному очагу и усадил за щербатый обеденный стол. Незнакомца он оглядел лишь искоса, но Руд безошибочно понял, что его дорогой костюм, строгий цилиндр и внешность не остались без оценки.

Девушка коротко поведала великану про нападение на ее жилище, про погром и бесчувственного камердинера, практически полностью опустив ту часть, где она подверглась нападению со стороны грабителя. Она просто сказала, что надежды на ее спасение быть не могло, если бы не своевременная помощь вот этого господина, которого она привела с собой.

Фрай довольно неохотно представился. К слову, Голиаф молча и без каких-либо вопросов поприветствовал спутника Сирин, ничем не выказав своего удивления или неприятия от нежданного визита на ночь глядя.

 Водрузив перед Сирин дымящуюся кружку чая, размером с небольшое ведро, великан потянулся под лавку. Достав оттуда темную бутыль, Голиаф заботливо отер ее рукавом рубахи от пыли, затем поставил перед собой и Фраем две глиняные стопки.

– С этой-то пигалицей даже горло не промочить, – доверительно сказал он, кивнув на притихшую девушку, греющую ладони о свою чашку. – Совершенно не ценит благородных напитков, – густая темно-бордовая жидкость полилась по стопкам.

– Возмутительно, – согласился второй.

Подняли чарки в почтительных жестах и сделали по глотку.

– Пиратская контрабанда? – чуть улыбнувшись, переспросил Фрай?

– Так точно, мистер Фрай, – благодушно откликнулся Голиаф.

– Руд, – поправил его Фрай, – какие уж тут церемонии.

Под грохот дождевых капель по черепичной крыше Сирин продолжила свой рассказ. Ту невероятную историю, безумие которой она и сама начинала осознавать только теперь. Коротко и сухо – про громил, подвал, лаз и само бегство. Все общими чертами и почти без эмоций. Про явную причастность ко всей этой заварухе самого Руда – не сказала ни слова.

 И единственное, что не давало ей покоя, что заставляло голос дрожать и срываться – это искреннее и неприкрытое волнение за старика. Все мысли девушки занимал ее камердинер, судьба которого теперь и вовсе была неизвестна.

– Понимаешь, Голиаф, – вернулась Сирин к вопросу, беспокоившему ее больше всего, – вся надежда только на то, что они сочли его мертвым. Увидели, что я сбежала и, забыв про все, бросились догонять.

 

Да… не ожидал Руд увидеть в ней эту перемену. Дерзкая и независимая, бравая и ироничная на протяжении всего времени, что он за ней следил, и тех двух часов, что был знаком лично – сейчас она представала совершенно иной. Под теплым участливым взглядом своего друга она словно оттаяла, плечи ее опустились, а спина ссутулилась. Будто из нее вынули тот железный стержень, который на протяжении всего вечера позволял держаться с ним на равных и бежать нога в ногу.

 

– Я прошу тебя, Голиаф, сходи туда завтра, обещай мне... – снова твердила девушка, заламывая руки, – прямо на рассвете. Возьми кеб и привези Руфуса сюда или к Огасту. Ну… тому лекарю, что помогал вам, когда младшая отравилась щавелем у Гремящего родника.

– Конечно схожу, Сирин… Не волнуйся ты. Схожу.

– Хорошо, Голиаф. Я знаю, что могу на тебя положиться...

 Сказав это, Сирин подняла с пола саквояж и, поставив на колени, раскрыла, чтобы достать оттуда крайне необычный предмет. Небольшое устройство, походившее на макет насекомого с закрученным вперед хвостом или скелет небольшого животного, было водружено на стол. Зажужжав, маленький робот ожил и полностью распрямил сокращенные до этого поршневые лапки. Вытянув вверх загнутый хвостик, он зажег на его конце тусклую лампочку и, перестукивая цилиндрами, прошелся по столешнице. Описав небольшой круг, он ткнул было лампочку в лицо Руду, но отпрыгнул, пыхнул паром, словно не признавая чужака, и отбежал к Голиафу. Рядом с ним ровно встал на все свои восемь лапок, осел, поднимая лампочку повыше, чтобы ярче освещала стол, и замер.