И ставя все это на чаши своих персональных весов, Воленрой понимал – он не желал поступаться даже толикой личного комфорта. Был одиночкой в полном смысле этого слова, брал от жизни то, что хотел, и, как правило, выбирал только самое лучшее. А путь к желаемому прокладывал самый короткий и прямолинейный. Кто-то мог бы обвинить его в потребительском отношении к женщинам, и оказался бы… прав. А зачем отказывать себе в удовольствии, к тому же, если оно обоюдное?
“Да, определенно, это было верным решением, поселить Джину в этих роскошных апартаментах и неподалеку от моего особняка. Наша сделка оправдывает себя на все сто”, – так он думал два дня назад, привычно покидая ее спальню глубоко заполночь, так он думал и в эту минуту, разгоняя в сознании непрошенные и неуместные утренние фантазии.
Хотя... чего уж греха таить – дамочка, что лежала сейчас под боком, вызывала стойкое желание прижать ее к себе покрепче и долго не отпускать.
Наконец, Воленрой счел, что довольно Сирин спать, и осторожно приподнял край кожаного плаща. Тот поддался с громким хрустом – сверху черной коркой засох толстый слой биомассы, еще недавно бывшей скользкими водорослями и зеленой тиной.
Яркое солнце, стоявшее в зените, ударило в лицо, заставляя глаза болезненно щуриться. Буйная прибрежная растительность гремела в порывах ветра своими полыми трубчатыми стеблями. Руд приподнял голову и осмотрелся. Лодка стояла в небольшом затоне, зацепившись подсохшими космами тины о почерневшую прогнившую корягу, и билась о нее своим бортом. Этот звук и разбудил Воленроя несколько минут назад.
***
Девушка пошевелилась и махнула ладонью перед лицом, потом недовольно поморщилась и мазанула пальцами по щеке, убирая щекотавшую кожу травинку. Поморщилась сильнее, и на носу появились легкие морщинки. Веки ее затрепетали, и, сильно щурясь, она приоткрыла один глаз. Первое, что Сирин увидела, было довольное и ухмыляющееся лицо Фрая. Перед самым ее носом, плюнешь – не промажешь. Резко дернувшись от неожиданности, она стукнулась головой о борт ялика и громко зашипела, пригибая голову и ощупывая место ушиба. Фрай откинулся назад и тихо, но заливисто рассмеялся. Еще не понимая до конца, где и с кем она находится и почему так ноет все тело, девушка ошарашенно огляделась.
– Да уж, должен признаться, так на меня по утрам еще никто не реагировал, – продолжая посмеиваться, сказал мужчина, зажимая зубами ту самую травинку, которой и разбудил ее. – Это немного бьет по самолюбию, но, думаю, причина всего лишь в моей легкой небритости, – он сокрушенно потер пальцами колючую кожу щеки. – Тысяча извинений.
– Только избавь меня от рассказов о том, как на тебя реагируют по утрам, – буркнула Сирин, а сама украдкой засмотрелась на его скулы и подбородок, слегка синеватые от пробивающейся щетины.
Подобные мелочи были ей в новинку, казались чем-то очень интимным и даже запретным... Будили нескромные фантазии и порождали неубиваемое кошачье любопытство, подозрительно сулящее неприятности.
“Интересно, она колючая? Как он ее сбривает?”
Ранее она никогда не задумывалась над тем, что представляет собой жизнь бок о бок с мужчиной. Именно с близким мужчиной... а не с преданным слугой, которого она хоть и считала дорогим другом, но все же… Ее девичий быт был прост и скромен, а мужской мир оставался закрытой книгой, которую она пока не планировала не то чтобы штудировать, но даже листать. Учитывая все нюансы, она и со сверстниками практически не общалась, живя довольно закрытой, обособленной жизнью. У них с Руфусом не было близких знакомых или друзей, которые могли бы делить с ними кров даже изредка.
Затуманенная этими мыслями Сирин не сразу заметила, что и Фрай уже пару минут ее пристально разглядывает.