Не совсем понимая, как она на это согласилась, Сирин торопливо переодевалась за ближайшим кустом. Возмущенно шипя и чертыхаясь, она не считала нужным приглушать голос, ведь демонстративное негодование было единственным способом компенсировать уязвленное самолюбие и поруганную тягу к прекрасному.
Бриджи сели плотно, обтянув бедра на грани приличия, и лишь накинув поверх своей нательной сорочки длинную домотканую рубаху, удалось хоть немного прикрыть ляжки. В плечах поношенная и застиранная рубаха, больше напомнившая рубище, тоже была широка. Горловина сильно растянулась, и это грозило Сирин очередной катастрофой, потому что глубокая, расположенная посередине прорезь кокетливо демонстрировала миру шелк и кружево белья. Хорошо хоть прорез имела завязки, которые Сирин туго стянула, и кружево сорочки стало практически не заметно. После долгих метаний, от корсета она решила отказаться – его формы превращали любые попытки конспирации в фарс. Для придания себе уверенности, а костюму хоть какой-то логики и завершенности, туго затянула на талии рыжий кушак.
Медитативно сделав три очищающих вдоха, собралась с духом, подхватила сброшенную одежду и вышла из укрытия. Не глядя Фраю в глаза, швырнула этот ворох на землю, приготовившись выслушать бойкие комментарии, но он, что нехарактерно, смолчал. Когда пауза затянулась, Сирин все же посмотрела на Фрая исподлобья. Разглядывая ее новый костюм, он был нем, как истукан, и внешне невозмутим, лишь рука с побелевшими от напряжения костяшками сжимала чертово кепи. Помедлил, но затем протянул его девушке. Сирин покорно вздохнула и, быстро скрутив волосы в вольный пучок, тщательно закрепила его шпильками, после чего водрузила головной убор на макушку, аккуратно подбирая под тулью все убежавшие прядки. В процессе этих движений взгляд мужчины соскользнул с ее лица в глубокий вырез рубахи, но волевым усилием был возвращен обратно. Чему Сирин была искренне благодарна.
Фрай прочистил горло, однако продолжал хранить молчание, лишь кивком головы давая понять, что теперь в ее облике его все удовлетворяло.
– Ну так что, теперь я похожа на мальчика? За целость моей шкуры можно не переживать? – нервно поинтересовалась девушка.
– Куртку сверху накинь... и плащ.
“Хляби Небесные! О чем я только думал, когда покупал одежду у паренька! Да и Птичка явно не в своем уме, спрашивая, похожа ли в этом костюме на мальчишку. Что я могу ей ответить? Сказать честно, или соврать что-нибудь приличное?”
Руд, сжав зубы, повернулся к Сирин спиной и приподнял небольшой валун на краю полянки, возле раскидистого можжевельника. Сделав в рыхлом торфе небольшое углубление, запихал туда ее прежний наряд и придавил камнем.
Хрустя костяшками, он выпрямился, собрался с духом и вновь окинул девушку пристальным взглядом. Узкие брюки обтягивали ее ноги, как вторая кожа, оставляя мало простора для воображения. И оставленная навыпуск рубаха ситуацию не спасала. При каждом наклоне или повороте, она не только подтягивалась вверх, но и раскрывала в широкой горловине, чуть прихваченной лоскутками завязочек, нежную, сливочного цвета кожу. Руд разглядел точеные ключицы и их острые косточки у самого горла, образующие призывную ямку. А ниже, в прорехе выреза, виднелась соблазнительная, убегавшая под край грубой ткани ложбинка груди. Корсет Сирин сняла. Руд знал это потому, что только что держал шелковый, еще хранивший тепло ее тела корсет в своих руках. А потом, путаясь пальцами в атласных лентах, запихивал это великолепие в устроенный под валуном тайник. Фетишистом Руд себя никогда не считал, но в тот миг до зубного скрежета хотел припрятать данный предмет туалета за пазуху. Бросил короткий взгляд на ее рубаху – и мысленно выматерился, линялая ткань, не создавая особой преграды для внимательного взора, обтянула высокую, полную грудь.
“Интригующее, но не самое уместное открытие, Рудигер” – трагически поздравил себя Воленрой. В прежней, застегнутой под самое горло одежде силуэт Сирин выглядел намного скромнее. Разве что талия, скованная корсетом, была столь же тонкой, как и подчеркнутая широким, в несколько витков накрученным платком.