Двигатель и ходовая часть грузового авто громыхали так, что разговаривать можно было не таясь. Дребезжание и скрежет приглушались стенками бочки, проникая внутрь лишь утробным, пробирающим до костей рокотом, но снаружи шум наверняка стоял оглушительный. Можно было хором и в полный голос пропеть гимн Доминиона, но не быть услышанными.
– А я предпочитаю считать, что нам несказанно везет, – серьезно ответил Руд, а сам постарался незаметно сдвинуть Сирин чуть ближе к коленям.
Как бы ни была укатана дорога, но каждый камень и каждая колдобина отдавались сидящим в бочке жесткими ударами. Мелкая вибрация, передававшаяся по кузову от двигателя, растекалась по всему телу, штопором ввинчиваясь в кишки и разгоняя по коже волны промозглых мурашек.
– Да уж, везет, прям, как утопленникам, – съерничала Сирин, оживляясь, – то в ядовитую жижу залезем, то трупы прячем, то в землянке спим.
– Думай о том, Милейшая, что сегодня ночью тебе не придется спать ни в сырой лодке, ни в земляной норе.
– А тебе, кстати, не попадалась работа одного молодого врача-писхосомата про явление клаустрофобии?
– Звучит уже подозрительно, что это?
– Это то, что вскорости может развиться у меня. С тобой я постоянно оказываюсь в замкнутых пространствах.
Повозку хорошенько тряхнуло, и Сирин соскользнула с его колена, но, упираясь в стенки, вновь уселась на бедра, ерзая и устраиваясь поудобнее. Плащ ее давно сбился в сторону, о чем Руд начинал все больше и больше жалеть. Легкая, изношенная ткань бридж не скрывала ни единого изгиба или выпуклости женского тела. И раз ее формы беспрепятственно ощущает он, то не было причин, по которым Сирин, в свою очередь, не ощущала бы его...
Поскольку Руд предпочитал решать проблемы, не дожидаясь их возникновения, то он решил спешно переключиться на танатологическую тему.
– Милейшая, ты же всего полчаса назад предрекала нам насильственную смерть. Считай, что это профилактические мероприятия.
– Ты это что, с намеком на гроб? – хохотнула Сирин и повернулась вполоборота, чем только усугубила ситуацию, и он поморщился.
Дьявол! Руд почувствовал, как напряжение нахлынуло с новой силой. Не успел он выкинуть из головы навязчивые мысли, как она поерзала, и этим отправила все его усилия в гнилое болото. Она пахла цитрусом, солнечным днем, свежим ветром и ласковым шелестом листвы. Запах дурманил, вызывая желание медленно втягивать его полной грудью и задержать дыхание, подольше сохраняя в себе. Сирин, как солнечный лучик, несла не только свет, озаряя своим присутствием эту чертову замкнутую банку, но и незримо согревала его изнутри. Она искушала его бесхитростно и наивно, не подозревая о силе разжигаемого в нем вожделения. Тепло женского тела, соприкасаясь с его кожей, не оставалось в этих границах, а пускало корни глубже, проникая до самого нутра.
“Вот же чертова заноза, – мысленно костерил он свою спутницу – вертится, как уж, и еще смеет жаловаться на пытки!”
Руд считал себя джентльменом и не терпел фамильярностей. И как бы уязвима ни была она в данном положении, как бы не чесались руки пройтись по такому доступному телу, соблазнить ее и воспользоваться моментом... но нет. Не такой победы он жаждал. И использовать двусмысленность ситуации, когда оба скованы ловушкой обстоятельств – было не в его правилах...
Но адские Воды!!! Она сидела своим маленьким, упругим и почти ничем не прикрытом задом на самом его паху! Даже святой не смог бы в этот миг думать о чем-то ином. Стиснув зубы, Руд пытался вернутся в реальность и понять, о чем она сейчас весело рассказывала. Все его внимание сосредоточилось на тоненьком пальчике, накручивающем прядку шелковистых волос перед самым его носом. Он следил за ее ловкими движениями, и это было невероятно сложно, потому что он знал, что стоило его взгляду опуститься чуть ниже и правее и сфокусироваться на чуть более дальней цели… и вырез холщовой рубахи мог стать его самым лучшим другом. В бледноватом свете, сочившимся из единственного отверстия в крышке, ее кожа отливала то ли янтарем, то ли медом... Да... правильнее было сравнить именно с медом. Такая же гладкая, тягучая, плавно перетекающая с золотистых выпуклостей в более темные впадинки, затекая в ложбинки и меняя свой цвет на темно-шафрановый...