Горло его судорожно дернулось, а рот наполнился вязкой слюной. Вожделение бушевало в теле под влиянием мощных тактильных сигналов и визуальных раздражителей. А он вновь сатанел от понимания, что как бы ни раздразнила она его аппетит – этот кусок он не позволит себе откусить.
“Не так, Рудигер... не сейчас... – урезонивал себя Воленрой. – Ты же не зеленый юнец, чтобы испортить момент, поддавшись этому дьявольскому соблазну. Терпеть будешь, предвкушать, волю свою испытывать – но сдержишься… – он судорожно сглотнул. – Чтобы потом взять все... Взять так, как оно того заслуживает.”
Волевым усилием Руд продолжал удерживать взгляд на накрученном на ее палец локоне... Однако фантазия – это чертовски грязная штука. И вот уже он видит ее тонкие пальчики в совсем ином применении. Вспышками в сознании прокатились картины и звуки, одни неистовее других. Но в безумии каждой сцены на первом плане всегда ее лицо, ее пылкие эмоции и ее самозабвенный экстаз... упоение, светящееся во влажных, утомленных глазах. И вот потом... эта маленькая ладошка с бледной кожей, наверняка очень нежная и ласковая, смотрелась бы так контрастно и правильно на его смуглой коже. Ласкающая его не исступленно и не в горячке страсти, не в остервенении похоти или буйстве пылких желаний плоти… а после. Так же медленно и расслабленно, как сейчас трогает свои волосы. Словно ощупывая то, что давно изучено и принадлежит ей всецело, не торопясь и очень по-хозяйски... Что если когда-нибудь именно так и будет?
Точка невозврата была давно пройдена. Руд больше даже не пытался прислушиваться к тому, что она говорит и в положенные моменты что-то отвечать невпопад. Мысли его полностью парализовало бешеное, безумное плотское исступление. Оно не имело ничего общего с привычным голодом молодого и пышущего здоровьем мужчины. Не было вызвано лишь присутствием легкодоступной добычи. Уж этим прожженного и искушенного герцога было не удивить. В венах звенела и гудела кровь, а почти осязаемые удары сердца по ребрам отдавались грохотом в заложенных ушах. Руд заставил себя застыть, как скала. Скулы до боли свело от напряжения, мышцы словно закаменели от еле сдерживаемого порыва.
– Руд, убери, пожалуйста, револьвер, – сказала девушка, прогибая спину, – давит в... в поясницу.
– Передвинься, – холодно и сквозь зубы процедил он. Без сомнений, Сирин ощутила силу его душевного подъема.
Девушка завертелась, чуть сдвигаясь и заводя руку за спину, и Руд резко перехватил ее кисть на полпути к…
Пальцы впились ей в запястье. Он смотрел на нее, неестестественно застыв. Поверхностное дыхание, пристальный, фиксированный взгляд, бугры надутых мышц. Так ведет себя хищник при виде добычи.
– Да что?! Мне не удобно сидеть, я только поправлю твою кобуру...
– Черт тебя побери, Сирин! – перебил он ее резко. – Просто пересядь на колено и прекрати елозить!
Внезапно Сирин поняла, что произошло, какую глупость она только что сморозила. И мгновенно прострелило озарение, в какой позе и где она сидит, а также, чем была вызвана рассеянность ответов Руда в последние минуты… Мышцы бедра, на котором она сидела, были неестественно напряжены, да и все его крупное тело замерло без движения, словно окаменев.
– Ой! – она подскочила, привставая и пытаясь пересесть. Но вместо этого сильно ударилась макушкой о крышку бочки, сбивая ее с пазов.
– Ой-ой! – заскулила, теперь уже от боли, а Руд, вцепившись в кушак на ее талии, спешно дернул Сирин вниз. Второй рукой в самый последний момент подхватил съезжавшую вбок крышку, возвращая на место.
– Сиди уж, святая простота, только не ерзай.
Глава 12.1. Огаст
Глава 12.1. Огаст
“Дура я дура, дура я дура-а-а”, – панически повторяла про себя Сирин, пряча пылающие щеки за приподнятым воротником. – “Как, ну КАК можно было выставить себя такой непроходимой идиоткой!”
Уже отодвинувшись на безопасное расстояние и со всех сторон укутавшись в плотный плащ, Сирин все еще содрогалась от дикой неловкости момента. Сердце колотилось быстро и часто, отдаваясь пульсацией в горле и мешая дышать.
– Простите, – с трудом сглотнув, прошептала она спустя минуту, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Тебе не за что извиняться, – выдохнул Фрай ей в шею, от чего волоски на затылке встали дыбом. И хоть голос его ощутимо похрипывал от еле сдерживаемого напряжения, он не шевельнулся в ее сторону.