Я устало покачала головой, не переставая улыбаться.
— Пусть Сашка остается с нами на выходные, а ты езжай домой и отдохни, милая, — продолжила мама. — Ты всю неделю каждый день проводила в школе. Тебе не помешало бы выспаться как следует.
— Он и без того оставался у вас чаще обычного.
— Ничего в этом нет, Ева, — папа быстро поцеловал меня в лоб. И я снова маленькая беззаботная девочка, которая живет в его доме и бегает на работу в кофейню. У которой нет ребенка в двадцать один год и плохого прошлого. Но каждый раз, когда папа отпускает меня, я погружаюсь в рутину и чувствую себя слишком взрослой для этого мира.
— Вы уверены? Я совсем не хочу тяготить вас…
— Прекрати. Все, чтобы через двадцать минут тебя здесь не было!
— Хорошо, только вызову такси.
Я вышла из кухни и направилась обратно в комнату, чтобы забрать телефон.
— Я отвезу тебя, если ты не против. Было бы глупо вызывать такси, — сказал Андрей.
И он отвез меня. Я даже не сопротивлялась. Наверное, я так сильно устала, что ни о чем другом, кроме сна, думать не могла. Задремав в его машине, я проснулась только утром в своей кровати. Андрей спал на кресле, вытянув перед собой длинные ноги.
Я как можно тише приняла душ, переоделась в домашние шорты и футболку и приготовила для нас завтрак. Тишина была не такой звенящей, как в обычные дни, но по-прежнему наводила на тяжелые мысли. Я отмахивалась от них, пока возилась с кашей и яйцами, благодарила чайник за то, что он так дребезжит. Хотя я могла легко включить телевизор и пускай бы он орал на всю комнату, или же могла поставить музыку и танцевать, пока все тело не заболит.
Я почему-то никогда этого не делала. В то субботнее утро я чувствовала себя немного другой. Тот факт, что моему сыну исполнился год, а мне через месяц стукнет двадцать два чуточку подбадривал. Сашка мало что понимал, но я ощущала движение и не сопротивлялась ему. Было больно, отчаяние поглощало меня и грозилось вернуть в прошлое.
— Доброе утро, — сонно проговорил Андрей, появившись на кухне. Я выронила ложку и вздрогнула. — Прости! Ты какая-то нервная. Все в порядке?
Я кивнула.
— Можешь умыться. У меня есть запасные щетки внизу в шкафу, белое полотенце для лица. Ты будешь кашу или яичницу?
Андрей странно посмотрел на меня и пожал плечами.
— Тогда поставлю все сразу. Иди же!
От глаз не ускользнула полоска обнаженный кожи, показавшейся из-под расстегнутых первых пуговиц. Я настолько сильно привыкла к Андрею, что совсем забыла о тех временах, когда он был настоящим язвой. Например, когда только появился в моей жизни тем утром после первых звоночков прошлого отца. Да, я думала, что всегда буду ненавидеть его, а потом он забрал меня из роддома и помогал мне с сыном. Такого поворота никто не ожидал.
Через пять минут Андрей появляется на кухне и усаживается напротив меня. Поблагодарив за гостеприимство, несколько минут мы молча трапезничаем и перекидываемся смущенными взглядами. Где-то в глубине души я очень не хотела, чтобы он уходил от меня, поэтому тянула время и долго не поднималась изо стола. Аппетита у меня не было и я старательно делала вид, что приготовленная еда стоила своего. Но я была рада, что Андрей поел, несмотря на неловкость.
— Как дела с твоим делом? — спросила я, желая разбавить неловкое молчание, которое раньше между нами никогда не возникало.
— Маленькими шажками продвигаемся вперед. А ты? Уже превращаешься в настоящую американку?
Я засмеялась, повертев в руках ложку.
— С языками у меня никогда не было проблем. Иногда мне кажется, что я родилась со знанием английского.
— Я помню, как ты бегала к репетитору после школы. Сколько раз в неделю ты туда ходила? Пять?
И снова этот усмехающийся тон. Прямо как в прошлые времена.
— Четыре, вроде бы. Но да, у меня все в порядке. Я занимаюсь углубленным английским, чтобы понимать и говорить не только на бытовом уровне…
— Что дальше, Ева?
Я внимательно посмотрела на него. Наверняка это был достаточно двусмысленный вопрос, но я решила ответить на него не так, как он ожидал.
— Экзамены, сбор документов, виза и прощание. Таков план.
Андрей потер затылок. Я ощутила комок в горле и мне вдруг так резко захотелось плакать.