***
Шесть лет назад. Октябрь.
Я медленно раскрываю тяжелые веки, часто и жадно глотая крупицы воздуха. Переворачиваюсь на бок, не обращая внимания на впивающиеся в кожу мелкие камни, и от того стону, что не могу сфокусировать взгляд на помещении, не могу перетерпеть боль. Рухнув на живот, ударившись без того ушибленным лбом об пол, я громко всхлипываю, ощущая на щеках потоки горячих слез.
— Слышь? — кричит некто позади меня, ударив арматурой по железу. Звон, противный и тошнотворный, мигом добирается до моей головы, заставляя зажмуриться. — Слышь, нет? Она проснулась! Двигай сюда.
Вызволив из себя последние силы, я кое-как ложусь на спину и наконец распахиваю глаза. В нос тотчас ударяет затхлый заплесневелый запах, а откуда-то издали доносится грохочущая музыка и басистые голоса мужчин. Оглянувшись по сторонам, обнаруживаю бетонные стены, покрытые частыми кровавыми следами и кое-где четкими отпечатками ладоней.
— Тише только.
Я оборачиваюсь назад, встречая в тусклом свете девушку. Она забилась в углу, обнимает колени и трясется. Так сильно трясется, что упустить от взора подобное невозможно. Запуганная, она смотрела на меня во все глаза и со страхом качалась из стороны в сторону.
— Да и пусть, — снова проговорила она, — тебя он увидел. Сейчас доложит главному и со всем покончено. Не видать нам больше жизни, да и что мы в ней видели? Хотя знаешь, ничего. Я ничего не видела.
Она подползла ближе ко мне.
— Ты лежи и не двигайся. Будешь сопротивляться, они оставят нас без еды и воды. Но она нам очень нужна, иначе совсем без сил останемся. Нельзя!
Я прикрыла глаза и тяжело сглотнула. В голове безумный рой мыслей. Я не понимала, где нахожусь, не понимала, что происходит с моим телом и почему оно столь рьяно отзывается болью.
— Где мы? — прошептала я. Напрягать голос не получалось.
— Они закрыли нас в подвале, где обычно держат своих барыг. Ну тех, кто на доверии облажался.
— Кто нас закрыл? — внезапно я услышала топот ботинок и посмотрела на девушку.
— Живо, закрой глаза и не шевелись!
По железу снова ударили арматурой.
— Я видел, что она проснулась. Поднимай ее! — завопил мужской голос. Я могла ощутить вздрагивание девушки даже на расстоянии или, быть может, это я едва не выпрыгнула из своего же тела из-за страха.
— Она не проснулась, — проговорила та. — Все еще спит.
— Не пори чушь! Я слышал, как она стонала.
— Ей больно, такое случается во сне.
— Мне что, войти и самому проверить?
Повисла секундная тишина, после чего скрипнула дверь и шаги раздались совсем близко. Я замерла, как и замерло сердце, перестав биться в груди и воздух словно выкачали из легких.
— У тебя уже глюки пошли, урод, — прошипела девушка. Возле уха послышался жесткий хлопок и нервный смех. — Да ты только на рукоприкладство и способен. Что от тебя осталось, а? Правильно, нисколечко от тебя не осталось. Будешь гореть в аду за все, что совершил своими жестокими руками. А за наркотики — в двойном размере.
— Еще слово и больше тебя здесь не будет, стерва, — заговорил мужчина. Я чуть приоткрыла глаза. Он переступил через меня и крепко схватил девушку за ее маленькое лицо. — Только слово!
— Я могу сказать тысячу слов, но ты ничего мне не сделаешь! Без его ведома ты меня и пальцем не тронешь, так что вали отсюда!
Мужчина с размаху дает ей пощечину и резко толкает назад так, что та падает головой на бетон. Всхлипнув от боли, она сворачивается клубочком, а я слежу за тем, как ботинки скрываются из поля зрения. Когда дверь закрывается, я тянусь к маленькому телу.
— Я его ненавижу. Боже, как бы мне хотелось застрелить его башку и никогда больше не видеть! — плакала девушка. Повернув голову, она вперилась в меня своим потухшим взглядом.
«Кто она такая» — подумала я, пытаясь собрать в голове обрывки…чего? Мысли точно путались.
— Что происходит? — я помогла девушке подняться и она сразу же отчаянно взяла меня за руку, словно искала в ней спасение.
— Они дикие люди, Ева. Никому пощады не дают. Гребанная ловушка, понимаешь? Если в нее кто-то попадает, то живым не выходит. Поэтому нам нужно отсюда выбираться, иначе больше никогда не увидим своих родных. Тех, кто действительно нас любит.