Малышу. Понимаете, некоторое время у меня так и не получалось принять это. Я отказывалась верить в беременность и даже не говорила о ней с Марией, хотя она постоянно желала вести подобные разговоры. Потом, когда живот стал расти, мне просто-напросто пришлось спуститься с небес на землю и открыто заявить себе, что внутри меня находится маленькая жизнь, которую я обязана родить.
Да, я разговаривала со своим отражением в зеркале. Никто другой не смог бы меня поддержать, так что я пользовалась такими методами, и они мне помогали.
Я много плакала. В последний день ноября я потеряла всякую надежду на свое бегство. У меня не было телефона, соответственно, никакой связи с внешним миром. Я стала настоящей затворницей, которой можно было жить только по правилам. Дюран много раз разговаривал с моим отцом, но ни разу не дал мне услышать его голос.
Знаете, до беременности я мало думала о маме. С ней ничего не было ясно, а всякие размышления делали только больно. Сейчас я часто наблюдала за собой в зеркало и меня то и дело посещали мысли о будущем материнстве. Эта тема не давала мне покоя.
Смогла бы я выслушать свою маму? Смогла бы попробовать создать с ней отношения, о которых мечтала все детство? Смогла бы. Я была мягкотелой в некотором отношении жизни, и эта часть меня не позволила бы мне отвернуться от нее. Она все-таки привела меня в этот мир, держала на груди. Между нами должна быть связь.
Потом мои мысли плавно переходили к Денису. Я понятия не имела, что с ним сейчас происходит. Мне никогда ничего не рассказывали, да и позволено не было. Знала только, что он тоже находился в каком-то доме на другом конце городе, под присмотром таких же парней, что и я.
Мне хотелось рассказать ему о ребенке. Будь мы вместе, мы бы вряд ли признались друг другу, что готовы к ребенку. Кто вообще может быть готов? Даже те родители, которые годами скрупулезно планируют детей, совершенно точно не смогут подготовиться к реалиям изменившейся жизни.
Признаюсь, честно — я старалась думать обо всем понемногу. Если бы я забивала голову благополучием Дениса, то сошла бы с ума. Я просто верила, молилась, надеялась.
С ним все будет в порядке. Сделка пройдет. Нас отпустят.
Вот это «может быть», «если бы» не давало мне покоя. Меня мучила неизвестность. Меня мучило все. Ни одна ночь не проходила без слез.
Я понимала — у меня не получиться насладиться беременностью. Я не смогу разделить ее вместе с любовью своей жизни. Я даже сомневалась, что мои родители узнают о ребенке. А если я его потеряю, то никто так и не узнает об этом, потому что я утрачу всякий смысл собственной жизни.
Видите, я еще даже ничего не поняла, а центр вселенной уже свелся к крохотному комочку, лежащему под моим сердцем!
Я была одна. Одна, среди грязи и лжи. Без какой-либо помощи и поддержки. Вот, что было правдой. Я не могла почувствовать себя счастливой.
В одну из таких ночей Неймар не спал. Он слышал, что я плакала и тихо подошел к моей кровати.
— Рано утром Дюран снова уезжает, — начал он и положил руку на мой живот. Я лежала на спине и в темноте ничего не видела. Однако почувствовав его прикосновение, не стала противиться. Наши с ним отношения изменились. Я больше не чувствовала себя плохо рядом с ним. Пускай Неймар был загадочным и закрытым парнем, ему не было сложно открыть мне часть своей души, откуда показывалась человечность и доброта.
— Здорово, — сказала я, вытирая слезы. Скорее всего, они были вредны для ребенка, но что мне оставалось делать?
Отъезд Дюрана — это всегда праздник. Нет лишнего шума и напряжения.
— Сегодня я ездил в женскую консультацию и записал тебя на прием на восемь часов утра. Знаю, ты безобидна, но мне придется воспользоваться наручниками, Ева, и взять с собой пистолет. Я заплатил врачам кругленькую сумму, чтобы на пару часов они полностью освободили весь этаж для нас. Мне не нужны лишние глаза и уши. Это разовая помощь, больше такого не будет. Узнаем срок, убедимся, что с малышом все в порядке и уедем.
Тогда я еще не понимала, что Неймар лично хотел знать, что со мной все в порядке. Ему важно было находиться в некой стабильности и раз я стала его подопечной, то приобретала особую важность. Он прекрасно понимал, что, если со мной что-то случится, больницы не избежать. А так, нам хотя бы будет известно, что все хорошо.
— Зачем ты это делаешь? — без эмоций спросила я. На самом деле, я облегченно выдохнула и была искренне благодарна ему за такую возможность.
— Не могу поступить иначе.
Он мог. Мог пойти против меня. Я узнала об этом намного позже.