На этом моменте я уверенно заявлю, что сблизилась с Андреем больше, чем с кем бы то ни было. Даже папа не мог сравниться с той связью, которую мы с парнем создали. И вот здесь я остановлю свой рассказ про него, потому что далее в моих словах он будет мелькать довольно часто.
Странно другое — больница смогла выстроить наши с Денисом отношения. Он стал наведываться в мою палату чаще, а неделю спустя и вовсе оставался на ночь. Медсестра на посту зорко следила за своими пациентами и заглядывала в наши «хоромы», чтобы ненароком не обнаружить скручивающегося от боли человека. Поэтому Денис приходил ко мне за полчаса до отбоя и, если никто не заходил и не проверял, он больше от меня не уходил.
Трудности возникали только со сном. Мешался корсет на шее и его загипсованные конечности, которые занимали много места. Нам удалось приспособиться к этому только через несколько ночей, когда мы нашли удобное положение, укладывая его ногу на стул. Но кости так и не срослись ровно, и поначалу Денис может и огорчился этому заявлению, однако виду не подал.
С ним мне нравилось говорить о хороших временах. Я рассказывала ему старые истории из детства, в которых часто мелькала бабушка и описывала невероятные красоты своей деревни. Упоминала о липе, что находилась за огородом и о летних лесах, пахнущих свежестью. Как-то раз я стала тараторить о семейном выезде на природу, где меня безжалостно покусали осы, когда я случайно сунула руку в их улей. В общем, мелочи эти, лившиеся из моих уст, отчаянно казались мне самым простым способом настраивать разум на позитивный лад. Оно у меня получалось, а вот у Дениса в голове то и дело возникало что-то совершенно другое.
Например, он заводил разговор о брате и сестре, и через минуту глаза у него потухали, ведь они были ему не родными, пускай и связано с ними было очень много приятных моментов. Или начинал размышлять вслух о родителях, но и тут замолкал, поскольку в этом тоже не было правды. Родителями они ему не являлись и вот однажды он неожиданно сказал мне, что хочет попробовать поискать биологических маму и папу. Я поддержала его, и мы решили, что после выписки обязательно возьмемся за дело.
За несколько дней до выписки у нас образовалась милая беседа. Гипс у Дениса сняли, и мы так крепко обнимались, что я готова была разрыдаться на месте от переполнявшей меня любви. Я слушала его прекрасный голос, наслаждалась его мягкими прикосновениями к своим волосам и думала только о том, как здорово будут развиваться наши отношения за пределами больницы. И вот я лежу в кольце его рук, прижатая к твердой груди, а он говорит:
— Давай возьмем палатки, много еды и поедем в горы на парочку дней. Будем только ты и я. А проблемы и прочие недосказанности пусть подождут. Я хочу быть с тобой.
Я улыбнулась, представив себе эту картинку. Убедив себя, что это наилучшее решение и что нам необходимо уединение, чтобы понять самих себя и друг друга, я ответила:
— А давай поедем! Ты прав, пусть хоть весь мир подождет. Я тоже хочу быть с тобой.
Я помню тот поцелуй отчетливо. Нежный, отчаянный, полный безграничной любви, которая таилась во всем его существе. Я действительно ощущала всем своим телом и душой то, что он ко мне чувствовал. Мне не верилось! Разве может сердце быть так наполнено искренностью и любовью? Разве может внутри храниться какое-то немыслимое чувство, способное вознести человека до небес? Я позволила себе проникнуться его любовью, позволила себе снова довериться молодому человеку и в этот раз ошибок не было.
— Ты знаешь, Ева, — сказал он, проведя пальцами по моей щеке, — я всегда буду любить тебя. Я не могу утверждать, что буду идеальным парнем и не вытворю какую-нибудь несусветную глупость. Не стану говорить, что мы не расстанемся, если что-то пойдет не так. Но пока у меня есть возможность показать тебе свою любовь, я сделаю все, чтобы ты это поняла и почувствовала. Понимаешь?
— Понимаю! — воскликнула я. — Точно понимаю.
Больше я ничего не сказала. У нас оставалось три дня свободы. Медсестры бросили затею разлучить нас, никто к нам не заглядывал. Раньше мне казалось, что, чтобы довериться человеку, нужны долгие месяцы, а то и годы, но рядом с Денисом я чувствовала необъяснимые вещи. Они не кружили мне голову, мой разум был в светлой ясности. Никакая это не влюбленность — самая настоящая любовь. Откуда она взялась — я не понимала, однако в тот вечер я отдала ему всю себя.
Когда ты любишь кого-то, а этот кто-то любит тебя, ты ощущаешь это в полной мере. Ты преподносишь ему в руки свою жизнь, а он ее принимает, даруя взамен много больше. То, что ты никогда уже не сможешь разлюбить и забыть.