– Так и закусим!- возгласил Паша.- Мы как раз вспоминаем, Гена, как я узнал о твоем существовании. Я прочел вашу переписку с Таней, то самое письмо, из которого явствовало, что я оказался совсем не тем человеком. Она теперь очень томилась рядом со мной, я измучил ее подозрениями, ревностью, оказался хуже Коли…
– Трудно, трудно, но можно,- покаянно кивнул Коля.
– Хуже Коли,- со значением повторил Паша.- О Господи, чего я только не делал, прочитав ваши взаимные излияния. Конечно, Таня и тогда писала в стиле женского глянца, причем самого низкого разбора,- но все равно, знаешь, было очень увлекательно. Знаешь, что я тогда сделал?
– Что же ты сделал?- с живейшим интересом спросил Геннадий. На Миледи они, казалось, вовсе не обращали внимания.
– Я написал тебе письмо с описанием своих сексуальных фантазий!- воскликнул Паша.- С ее ящика. Ты, наверное, очень удивился…
– Да, признаться, я немного удивился,- согласился Гена.- Я даже смутился. Я не предполагал в Тане такого бесстыдства. Но я с удовольствием предложил ей попробовать некоторые из описанных ею трюков, после чего в наших отношениях зазмеилась первая трещина.
– Это что!- продолжал Паша.- Я стал бомбардировать ее письмами с твоего ящика. Это продолжалось довольно долго, и ты узнал о себе много интересного…
– Мразь!- воскликнула Миледи. Для нее в этой истории до сих пор было много загадочного.
– Мразь,- согласился Паша.- А ты не мразь. Ты вся в белом. Коля спился, я скурвился, Гена с горя сделал революцию, а ты молодая, красивая, состоятельная, неуязвимая, остроумная, длинноногая женщина в полном расцвете сил.
Тут красивая, молодая, состоятельная (нужное подчеркнуть) окончательно сбросила с себя личину преуспевающей светской львицы и завизжала дурным коммунальным голосом, выдающим ее пролетарское, инженерское петербургское, безотцовское, восьмидесятническое происхождение:
– И это вы, блин, пришли тут ко мне предъявлять претензии?! Вы, которые не могли обеспечить женщине нормальную жизнь?! Импотенты, блин! Лузеры! Я вынуждена была работать, я… Я дальше Праги никуда не ездила! Я одевалась на Сенном рынке! Я состоялась только потому, что вовремя всех вас послала нах!
Три мушкетера покаянно кивали.
– А помнишь, Гена,- ласково улыбаясь, заметил Паша,- как Миледи тебе письмо написала – вот про все это самое? Про то, что ты импотент и тварь, и у нее нет больше сил терпеть твой запах, и у тебя никогда не будет настоящих денег?
– Очень хорошо помню,- кивнул Гена.- Я после этого письма и уехал. Правда, перед этим я на улице человека избил. Меня поймали и сутки держали в ментовке, а потом выпустили с благодарностью, потому что это оказался криминальный авторитет по кличке Перец Тамбовский. Он мог меня убить, конечно, но я, во-первых, этого не знал, а во-вторых, был очень, очень зол.
– Так вот,- сказал Паша,- это письмо тоже я тебе написал.
– Какая же ты сука, Паша,- горько скачал Гена.- Но ты ни в чем не виноват, Таня несколько раз говорила мне подобные вещи… Я чувствовал, что не удовлетворяю ее ни в каком отношении.
– Ребята, не ссорьтесь,- мягко сказал Прохоров.- Я старше вас всех, мне тридцать пять, и я отлично знаю, что удовлетворяет нашу Таню.
– Что, что удовлетворяет нашу Таню?!- взволнованно спросил Паша. Он даже покраснел.
– Нашу Таню можно удовлетворить всего двумя способами,- важно заметил Прохоров.
– Может, я лучше выйду?!- с невозмутимым презрением произнесла Таня.
– Сиди, сиди,- разрешил Прохоров.
– Но мне надо!- сказала Миледи, пытаясь улыбнуться.
– Сссидеть!- рявкнул Паша.- Говори, Колёк.
– Во-первых, наша Таня испытывает наслаждение, когда сталкивает мужчин лбами или выслушивает мольбы и признания от того, кому только что изменила в ближайшей подворотне. А уж когда один из нас бьет другому морду, Таня испытывает такое наслаждение, которого не доставил бы ей и самый чуткий вибратор, не говоря уж о любом реальном самце. Скажу вам правду, хлопцы, Таня ведь не так уж любит это дело.
– Серьезно?- не поверил Гена.
– Конечно. То есть она любит это дело, но так, как ты, Гена, любишь сало. А вот так, как ты, Паша, любишь литературу,- она уважает только одно: возможность стравливать нас, изменять нам, лгать нам и выбрасывать нас вон, как пустые скорлупки. Это первый способ удовлетворить нашу Таню, и признайтесь, что каждый из нас этим способом хоть раз ее удовлетворил.
– Было дело, было,- кивнул Паша.- Я один раз из-за нее стеклянную дверь кулаком разбил, потому что мне было очень грустно. И заметил на ее лице гримасу адского сладострастия…
– Кровь не слизывала с тебя?- деловито осведомился Гена.
– Нет, до этого не доходило…
– А с меня слизывала. Когда я головой об стену бился, услышав, что она любит одного финансового аналитика.
– Ну, финансовый аналитик ее довольно быстро бортанул,- заметил Прохоров.- Я собирал сведения.
– Да, но она не оставила дела так. Это ведь по ее письму его взяли – она сообщила, что он вынашивал планы убийства крупной шишки из Минэкономразвития. Я журналист, мне положено знать такие вещи. Но только я понял, каков был истинный мотив…
– Его оправдали!- взвизгнула Миледи.
– Ну, мало ли кого оправдали. Три месяца-то посидел? И поседел?
– Ох, как Тане было хорошо, когда его взяли!- покачал головой Прохоров.- Впрочем, тогда многих брали… и теперь берут… Мы все думаем: почему репрессии? А потому, что таких, как наша Таня, очень много. Просто одни сводят счеты за несчастную любовь, а другие за успешный бизнес. На этом фоне наша Таня еще очень благородная девочка, правда, Таня?