— Значит, только Борислав у меня остался, — вздохнула Ждана.
— Где же ты пропадала?! Борислав ещё в начале зимы погиб. Дружина его караван торговый сопровождала, да тати на них напали с большим перевесом, — помолчал Емельян и добавил: — Коли хочешь, живи оставайся.
Покачала она головой и домой в лес отправилась, родичей схоронить надобно, а кроме нее и некому теперь. Сколько же сон длился? Если она уехала в начале зимы, а под конец только воротилась? И зачем ей вся красота эта?
Вернулась она в дом отеческий. Родню схоронила, дверь поправила. Уж и весна пришла, а в её душе, словно навеки зима поселилась. Ни красок весенник, ни звуков не различает. Как-то ночью в дверь постучались. Ей не спалось по обычаю. Она в окно выглядывает, мужчина около дверей высокий стоит, и не разглядеть. Вроде, что рыжий... Встрепенулось сердце или верить ему хотелося в то, что виделось. Она дверь, не спрашивая, отворила. На пороге Герман стоит:
— Жданочка, солнце ты мое яркое! Я тебя благодаря оку камню нашел, — улыбается. — Впустишь меня, красавица?
— Впущу, — а сама слезами заливается.
Обнял он её и губами к устам припал. Ночь словно сказка была. Никаких вопросов Ждана не задавала. С ней её любимый, разве этого мало? Ожила она, задышала.
А через пару деньков новый гость. На пороге её подружка Мара стоит, хмурится.
— Что же ты наделала, Ждана?! Зачем Ворлосту доверилась? Почто у меня совета не справила? Я как узнала какую цену он с тебя запросил, так к тебе. Как ты, подруженька?
— Худо сначала было, а сейчас, вроде все налаживается. Главное, любимый со мной, — улыбается.
А тут возьми Герман с охоты воротись, зайцев в руке сжимает. Подскочила Мара да на него накинулась:
— Что ты — зло, воплощенное человеком, тут делаешь?!
Ждана с подруги на любимого взгляд переводит и ничего не понимает:
— Это Герман. Любимый мой.
— Любимый?! — Мара как подавилась этим словом. — Это муженек мой первый, что меня вместе с тремя сестрицами выкрал и околдовал. Иноземное зло он. Бессмертный, ибо кровь человеческую пьет. Силушку нашу заполучить хочет. Вот и околдовывает ведающих девок, кто ему путь дорогу укажут. И тебя околдовал!
Смотрит Мара и глазам не верит. Не околдована Ждана. Настоящее живое чувство в глазах плескается. И богине смерти, которую весь живой люд боялся, страшно стало. Ведь и нет колдовства сильнее, чем любовь человеческая. Понимает Мара, что подруга не даст ирода убить, и молчание злодея то подтверждает. Уверен он в той, которая его любимым называет, как в себе. А коли получится, не простит ее Ждана. Ведь она не человек более, Ворлост ее такой же, как Мару, сделал.
— Ты прости меня, Ждана. Нельзя ему воли давать. Хорошо, что на землях моих он сейчас и имя тебе настоящее сказывал, — тихо так говорит.
Засияли глаза Мары огнем серебристым, зазвенел голос, звучащий:
— Силой своей заклинаю тебя, Герман, одному в Навьем мире не хаживать, а коли пойдешь, так обратно не ворачиваться. Солнца яркого в Явьем больше не видывать. Чтобы жгло оно тебя, выжигало. А не послушаешь — горкой пепла на землю ляжешь.
И тут как пробрало Ждану:
— Поди прочь! Не подруга ты мне более, коли счастью моему завидуешь!
— Завидую? — удивилась Мара и смотрит глаза Жданы золотым светом сияют.
Опустила Мара голову, померкли её глаза:
— Не завидую. Силу нашего Рода трогать не будет, пусть живет с тобой долго и счастливо, — повернулась и прочь пошла.
Погасли и глаза Жданы, а Герман и говорит:
— Она правду сказала. Не человек я. Поэтому и быть с тобой не мог.
— И кровь человеческую пьешь?
— Пью. Но ты ведь любишь меня?
— Люблю, а остальное неважно, — и ненаглядного обняла, а он её в ответ. — Всё равно нет мне без тебя жизни.
Опасения Мары в отношении Германа нашли свое подтверждение. Попросился он на ту сторону в скором времени.
Да разве могла Ждана ему в какой просьбе отказать?
Едва успела спасти его по возвращению. Силой проснувшейся, обратила любимого в ворона. Сбылось позабытое предсказание старухи Агафьи и заклятие бывшей подруги, навеки его в мире Нави запершей. Лишь по ночам в мир человеческий пить кровь продолжал Герман хаживать.
А что Ждана?
Она любила его, что тут сказывать.
Конец