В марте 1943 года к Жданову с письмом от наркома химической промышленности Первухина прибыли два инженера из атомной лаборатории Курчатова. Для продолжения работ над атомным проектом требовался циклотрон, ранее разрабатывавшийся Ленинградским физико-техническим институтом (ЛФТИ). Жданов поручил председателю Ленгорсовета Петру Попкову найти и эвакуировать в Москву все необходимые детали и материалы. Из кабинета Попкова в Смольном сотрудники Курчатова ежедневно связывались с московской лабораторией. Части ленинградского циклотрона обнаружили во дворе ЛФТИ, где их по распоряжению Якова Капустина, одного из ленинградских заместителей Жданова, закопали перед эвакуацией института ещё летом первого года войны. 75-тонный электромагнит пришлось вытаскивать с площадки завода «Электросила», которая находилась всего лишь в трёх километрах от линии фронта, под артобстрелом противника. Оборудование для атомного проекта отправили из Ленинграда эшелоном по только что пробитому в блокадном кольце узкому коридору{461}.
В январе 1944 года наши войска подготовили наступательную операцию «Январский гром», чтобы окончательно отбросить немцев от «второй столицы». В ходе подготовки к операции 1—3 января Жданов посетил Ставку Верховного главнокомандующего. Вернувшись из Ставки, на одном из последних перед наступлением совещаний он подчеркнул: «Хвалят нас и благодарят за то, что мы отстояли город русской славы, сумели защитить его. Теперь надо, чтобы нас также похвалил советский народ за геройство и умение в наступательных боях…»{462}
Генерал Николай Николаевич Жданов вспоминал, как накануне наступления, 13 января 1944 года, к нему обратился член Военного совета фронта Андрей Александрович Жданов: «Я, как ваш однофамилец, хочу завтра быть на вашем пункте, прошу эту просьбу уважить»{463}.
Наблюдательный пункт артиллерийского корпуса Николая Жданова располагался рядом с передовым краем фронта, на крыше Дворца Советов — главного вклада нашего героя в ленинградскую архитектуру. «Что делать? — вспоминал Н.Н. Жданов. — Наблюдательный пункт на чердаке Дворца Советов был для немцев словно заноза. Они часто обрушивали на него ураганный огонь нескольких батарей сразу. Снарядами крупных калибров стены Дворца неоднократно прошивались насквозь. Осколки снарядов, битые камни долетали до крыши. Дворец окутывали клубы дыма и пыли. Находиться в это время на чердаке было небезопасно.
В ночь перед операцией мы устроили в нижнем этаже комнатку, усилив её снаружи бетонными плитами. Эти плиты нам удалось разыскать на строительной площадке. В комнате предполагалось немного задержать Андрея Александровича, чтобы он мог потеплее одеться, прежде чем подняться на наблюдательный пункт. В лестничном проёме, где было оставлено место для лифта, разведчики устроили своеобразный подъёмник. Они подобрали кусок доски и закрепили канатом. С помощью блока на крыше разведчики быстро поднимались на наблюдательный пункт, следовало только сесть на доску и обвязаться верёвкой.
Примерно за три—пять минут перед тем как приехать к нам Андрею Александровичу, до пяти батарей противника угостили нас сильнейшим огневым налётом. А.А. Жданов прибыл за пять—семь минут до начала артиллерийской подготовки. Мы его пригласили в подготовленную комнату… Там его дипломатично задержали, и, пока он переодевался, бой начался. Я уже был на своём Н.П. Один за другим, в соответствии с планом, производились огневые налёты корпуса. Заговорила вся войсковая и армейская артиллерия. Противнику уже было не до Н.П. Когда Андрей Александрович был поднят на наблюдательный пункт, наша пехота и танки уже развивали наступление.
Невольный обман был обнаружен Андреем Александровичем, но я понимал, что не имел права подвергать опасности жизнь секретаря Центрального Комитета нашей партии»{464}.
Заметим, что книга Н.Н. Жданова, в которой описан данный случай — «Огневой щит Ленинграда», — не обычные воспоминания о войне, а научная работа для профессиональных артиллеристов, где подобные мемуарные зарисовки вкраплены в массу таблиц, диаграмм и физических формул, описывающих работу тяжёлой артиллерии в ходе ленинградской блокады.
Итогом начатой 14 января 1944 года наступательной операции «Январский гром» стало полное снятие блокады Ленинграда, наши войска прорвали хорошо подготовленную оборону противника и отбросили его на расстояние 60—100 километров от города. В конце января атакующие войска Ленинградского фронта вышли к границе Эстонии.
27 января 1944 года в обращении Говорова и Жданова к войскам и жителям Ленинграда говорилось: «Граждане Ленинграда! Мужественные и стойкие ленинградцы! Вместе с войсками Ленинградского фронта вы отстояли наш родной город. Своим героическим трудом и стальной выдержкой, преодолевая все трудности и мучения блокады, вы ковали оружие победы над врагом, отдавая для дела победы все свои силы. От имени войск Ленинградского фронта поздравляем вас со знаменательным днём великой победы под Ленинградом»{465}.
Глава 25.
СОЮЗНАЯ КОНТРОЛЬНАЯ КОМИССИЯ В ФИНЛЯНДИИ
После снятия блокады главной задачей Жданова стало выведение Финляндии из войны. В случае успеха это коренным образом меняло стратегическую обстановку на всём фронте — немцы теряли ключевые позиции на Севере и Балтике, а СССР, сократив фронт на полторы тысячи километров, высвобождал значительные силы для удара непосредственно по Германии.
Сразу после операции «Январский гром» советская авиация дальнего действия трижды бомбила Хельсинки. Под впечатлением германского отступления от Ленинграда и этих ударов по своей столице финские власти задумались о мире — уже в марте на аэродроме под Ленинградом приземлился шведский самолёт с финской делегацией. Парламентёром стал старый знакомый нашего героя, финский политик Юхо Паасикиви, именно с ним четыре года назад Молотов и Жданов подписывали договор, завершивший «зимнюю войну». Но в апреле 1944 года первая попытка договориться о мире завершилась безрезультатно — финский президент Рюти под давлением Берлина отказался от дальнейших переговоров.
Тогда к лету 1944 года советское командование подготовило общее наступление Ленинградского и Карельского фронтов. С конца 1941 года боевые действия на этом направлении носили позиционный характер, под Ленинградом финский фронт пролегал всё ещё в 30 километрах от центра города. Нашим войскам предстояло наступать на Карельском перешейке, по местам боёв 1939—1940 годов, где противник за три года войны подготовил три полосы укреплений общей глубиной свыше 100 километров.
Накануне решающего наступления провели успешную операцию по дезинформации противника — основные силы Ленинградского фронта были демонстративно сосредоточены под Нарвой, якобы для наступления в Эстонию, а затем быстро и скрытно переброшены на Карельский перешеек. Главная роль в этой операции отводилась 21-й армии Ленфронта.
За несколько дней до начала наступления штаб армии посетили Говоров и Жданов. Описание их визита оставил член военного совета 21-й армии Евдоким Егорович Мальцев. В 1941 — 1943 годах он воевал южнее, на Украине и Северном Кавказе, участвовал в Новороссийской операции, где сдружился с ещё никому не известным полковником Леонидом Брежневым. В мае 1944 года после курсов Академии Генштаба генерал Мальцев получил назначение в военный совет 21-й армии.
«За несколько дней до начала операции, — вспоминал он через 35 лет, — в армию прибыли командующий Ленинградским фронтом генерал армии Л.А. Говоров и член Военного совета генерал-лейтенант А.А. Жданов… Жданова я знал по портретам, по его многочисленным выступлениям. Выйдя из машины, Андрей Александрович шёл вслед за командующим. Он чуть ниже Л.А. Говорова, но значительно полнее. Болезненное, полное, почти без единой морщинки лицо; живые, умные карие глаза не выглядели добрыми. Они выдавали в Жданове человека безмерной требовательности к себе и к окружающим. Китель, генеральские брюки, сапоги, фуражка тщательно подогнаны на ладной фигуре Андрея Александровича.