Осторожно приблизившись к разгулявшемуся ящику, я заглянул в его распахнутое, разоренное бесчисленными пытками нутро и тихо свистнул. Ни одна лампа не светилась, многих из них вообще не было на месте, шнур с вилкой был аккуратно свернут и подвешен к телевизору, но оживший агрегат совсем не обращал внимания на такие мелочи и продолжал что-то веселое болтать о витаминах и салатах. Некоторое время я стоял перед телевизором, уставившись на экран, затем мной овладело лихорадочное возбуждение. Так. Начинается. А дальше, возможно, будет что-нибудь и похлестче. Выходит, не напрасно терзали меня предчувствия. Телефонный джинн… Однако я все-таки идиот. О чем я с ним говорил?! А о чем с ним следовало говорить? Уж конечно, не о телевизоре. Зачем я вообще приплел этот телевизор? Ах да, я хотел его проверить, подловить на каком-нибудь очевидном примере. Надо попытаться поговорить с ним еще раз, только что ему сказать? Я подошел к телефону. «Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою», всплыло в голове. Я снял трубку и испугался. Трубка гудела обычно, ровно, без шорохов и тресков, так, что стало сразу ясно — никто мне не ответит далеким синтетическим голосом и не станет, огрызаясь, фиксировать мои желания. Я был удивлен больше, чем в первый раз, и ужасно разочарован. «Что ж это ты! — сказал я себе. — Из-за своей тупости, кажется, упустил такую возможность!.. Попытка-то была единственная! А ты… Телевизор ему подавай… Холодильник ему… Диван тебе с зеркальцем и с полочками для слонов! Абажур тебе розовый! Ума бы хоть попросил!»
Но уж чего нет, того нет. Не дал Бог ума, так не займешь. Я вспомнил, что хотел позвонить, и стал набирать номер. Телевизор сзади гремел маршами. Покажу его Вовке и расскажу все. В конце концов, это не такой уж пустяк.
Вовка взял трубку сразу, как будто ждал звонка.
— Привет, — сказал я, — слушай, ты не мог бы сейчас ко мне зайти?
— Привет, — ответил Вовка, помолчал и затем неуверенно добавил: — А это кто?
— Ты что, не выспался? Ты во сколько вчера вернулся?
— А, это ты! — Он вздохнул почему-то с облегчением. — Я как раз собирался тебе звонить, тут со мной такая история…
Так, подумал я, история. Значит, он тоже познакомился с нашими милыми девочками. Интересно.
— А с кем из них ты разговаривал? — спросил я.
— Что?
— Я говорю, с кем из вчерашних девиц ты разговаривал. Из тех, которые Голливуд и Кристалл Палас.
В трубке послышалось сопение.
— А ты откуда знаешь?
— Придешь — расскажу. Так что за история там с тобой?
— Черт его знает… Я уж боюсь об этом говорить, чистый бред получается.
— А ты попробуй.
— Ладно, приду попробую… Только ты имей в виду, я спиртного не употребляю. И родственники у меня все нормальные… В Бога я верю, в черта — тоже, а это… не знаю. Все помню четко, но доказательств пет никаких.
Мы помолчали. У меня за спинок телевизор снова заиграл что-то очень бодрое.
— Давай приходи, — сказал я, — кажется, есть доказательства.
— Если бы я не видел своими глазами… да даже если бы и видел! Если бы не вся эта чертовщина…
Вовка уже минут десять копался в телевизоре. Он вооружился моим тестером, но пока не мог поймать ни одного сигнала, свидетельствующего о каких-либо процессах в цепях этого ящика. В отчаянии он начал вынимать оставшиеся лампы, разобрал руками высоковольтный блок и уже примеривался вынуть кинескоп. Я рассказал ему о своих вчерашних похождениях и о телефонном джинне. Он надолго задумался, а потом вдруг просветлел.
— А это неплохо! — сказал он. — Это совсем неплохо!
Я понял, как угнетали Вовку его собственные приключения. Собравшись с духом, он начал рассказывать:
— Вчера, как только ты отошел, появляется одна из этих красавиц, мило мне улыбается и говорит: «Извините, пожалуйста, у вас не найдется электрического фонарика?»
— Натурально, — говорю. — Сейчас поищем, была где-то парочка, специально для такого случая. Вы присаживайтесь, отдохните, могу вам коктейль предложить.
Тут же наливаю и подаю ей с лимончиком и соломинкой.
— А если не секрет, — говорю. — Что вы собираетесь делать с фонариком? Тут, кроме танцевального зала, кругом светло.
Чувствую — мнется, не знает, что сказать, Я опять:
«Да вы присаживайтесь, я сейчас в подсобку сбегаю и принесу».
Садится она, по, видно, торопится очень или думает о чем-то своем, рассеянно берет коктейль — и хлобысь его одним глотком! Я так и остолбенел, а она хоть бы что, ставит бокал на стол и опять на меня смотрит, мол, что же ты стоишь? Ну и крошка, думаю, кто ж тебя воспитал, такую непосредственную?
— Понимаете, — говорит, — подруга уронила цепочку под лестницу, там не видно ничего, и свет не включается.
— Ну, это не страшно, — отвечаю. — Сейчас найдем. — А сам думаю: «Ты бы еще лимоном закусила, темень бескультурная!»
Ну сходил я в подсобку, там, правда, фонарик есть, возвращаюсь и говорю: «Пойдемте, разыщем вашу цепочку». А она мне: «Извините, но если можно, мы сами.
Моя подруга такая застенчивая, она мне строго-настрого запретила отвлекать кого-либо от праздника из-за таких глупостей».
«Господи, — думаю, — и говорит-то как-то не по-человечески». Я, конечно, еще немного повозражал, мол, ничего не стоит, не беспокойтесь, очень приятно было бы оказать помощь, однако она, вежливо так, но твердо, отказывается. Ну, что ж делать, вручил ей фонарик, пожелал успеха, и она ушла.
А я стою и размышляю. И чем больше размышляю, тем сильнее чувствую — есть тут все-таки что-то несуразное. Дурацкое что-то. Путают меня и лапшой обвешивают со всех сторон. Как это можно у нас что-нибудь под лестницу уронить? Там между пролетами и щелки-то нет. И что да скромность такая: не дай Бог, кто-нибудь поможет найти? Так мне стало любопытно в этот момент, что я решил пойти взглянуть, как бы мимоходом, чего там делается. Вышел я в коридор — и на лестницу. Быстренько спустился до первого этажа и вижу — идет впереди моя красавица с фонариком, спускается в фойе и прямиком — в коридор. Ясное дело, думаю, чего она под лестницу полезет? Чего она там потеряла? А нужно ей, болезной, к завхозу или к заведующей, поговорить среди ночи о наболевшем. Короче говоря, в голове у меня каша, и я иду себе тихонько дальше. Остановился в тени за колонной и вижу: проходит она весь коридор и останавливается у самой дальней двери. Открывает ее и спускается в подвал.
Ну, детектив! Я перебежками по коридору тоже подобрался к этой двери и приоткрыл ее. Внизу где-то маячит свет, шагов не слышно, наверное, она уже отошла далеко. Тогда и я спускаюсь по лестнице в подвал и тихонько пробираюсь к свету. Минут десять я так крался, не меньше. Наконец вижу — впереди светится прямоугольник прохода и вроде бы слышится голос. Я подошел совсем близко к этому проему, заглянул внутрь да так и застыл па месте. Ох, думаю, зря я здесь оказался. Не надо мне было сюда ходить. Не люблю я всей этой мистики и не признаю. А тут… Подвал как подвал: вдоль стен трубы, вентили какие-то, штукатурка обвалилась кое-где… Но посреди этой каморки стояла красотка в наряде кинозвезды и что-то очень тихо и монотонно говорила трем-четырем десяткам разномастных кошек!