Тем временем Владька после первой своей гулянки в клубе и встречи с Сергеем Санычем, весь день болтался по городу, злясь и обижаясь, потом переночевал у старших приятелей, напился, добрался на попутке до Пикалёво, сел в электричку, познакомился с парнями, что играли в вагонах на гитарах, и теперь вместе с ними шкерился от ментов и контролёров. Они выскочили на станции Волховстрой, перемахнули через рельсы и спрятались под длинным тяжёлым товарняком.
— А ты чё бегаешь? — вдруг спросил его гитарист, задорно и по-дружески улыбаясь.
— А я из дома ушёл, — не стал таиться Владька и шмыгнул носом. — Меня, скорее всего, ищут.
— Нифига ты даёшь! А мы тоже сбежали. Из интерната.
— Пацаны, — сразу же проникся к ним симпатией Влад, — блин, я вас понимаю, я ведь сам в доме ребёнка раньше жил. Потом повезло, меня взяли в семью.
— А сейчас почему убежал?
— Потому что мужик, с которым мама живёт, меня ударил! — зло сплюнул Владька, в голове снова и снова прокручивая утреннюю сцену, и щёки его опять зажгло огнём. — Я вообще не хочу, чтоб она была с ним. Она любит другого. И я люблю его, как отца. Знаете, из группы «Бандерлоги»? Вот он мой отец.
Ребята, до этого слушавшие его внимательно и даже сочувственно, рассмеялись, а старший покрутил пальцем у виска:
— Врать-то не изюмом какать.
— Не верите? — удивился Влад, не понимая, почему люди никогда не воспринимают всерьёз этот факт его короткой биографии. — Это вот его футболка, видите? Поехали к нему! Я уверен, он меня поймёт, примет, и я буду жить с ним. А мама пусть со своим Сергеем Санычем трахается.
— Но-но, полегче о матери, — отвесил ему подзатыльник сидящий рядом парень. — Она тебя точно любит. Возвращайся-ка лучше домой, врунишка.
— Да я вам отвечаю! Погнали к Мише!
Вчетвером они добрались до Питера и на улице возле станции были остановлены человеком в штатском, который заметил странную компанию. Парни бросились врассыпную, но их быстро догнали оказавшиеся рядом ППСники, усадили в машину и отвезли в ближайшее отделение.
Влад сидел на стуле в кабинете, не отвечал ни на какие вопросы и тоскливо разглядывал на доске объявлений фотороботы особо опасных преступников, когда в кабинет ворвались Миха и Костя. Владька хотел обрадоваться, но наткнулся на холодный суровый взгляд из-под нахмуренных бровей и проглотил все слова.
— Можно забрать его? — обратился Миша к капитану, ощущая, как с души свалился тяжеленный камень, но не позволяя эмоциям взять верх.
— А вы ему кто? — последовал закономерный вопрос.
— Он мой отец, — все-таки подал голос Влад. — Я хочу поехать с ним.
— Подтверждающие документы? — безлико спросил милиционер, заполняя бумаги.
Их, конечно, не было, но уломать мента помогли звонок Мишкиному отцу, крупная денежная сумма и обаятельная улыбка Кости.
— Забирайте. И запомните, ещё одно такое исчезновение, и его поставят на учёт в детскую комнату.
Миша кивнул, снова бросил на Влада тяжёлый взгляд и толкнул к выходу. Они молча, несмотря на многочисленные попытки Владьки завязать разговор, доехали до квартиры, и только там Мишка сказал, крепко держа Влада двумя руками, будто бы боясь, что и сейчас он куда-то исчезнет:
— Костян, подай-ка мне ремень, вон сверху в шкафу лежит, на полке. Не с заклепками только, а то очень больно будет.
— Миша… — испуганно округлил глаза Влад, а Костя рассмеялся, не спеша открывать шкаф:
— Мих, ты серьёзно?
— Давай-давай. Он сам меня назвал отцом сегодня. Значит, я просто обязан это сделать.
Миха, устав ждать действий от Кости, взял широкий кожаный ремень и, не сомневаясь, втолкнул Влада в комнату на диван. Перехватился поудобнее, сложил и раз пять несильно, лишь для вида, ударил по пыльным джинсам. Влад обалдел и даже не попытался оказать сопротивление, а Миха вернул ремень прифигевшему Косте и жёстко сказал Владьке:
— Совсем тебя распустили. Ну ничё, возьмусь я за твоё воспитание.
— Миша, — Влад сперва коротко всхлипнул, а потом совсем разревелся, вцепившись в диван, и коротко выкрикивая между всхлипами, — ты чё, охренел? Ты же сам… И из дома сбегал, и вообще… А сейчас… Там этот Сергей Саныч мне пощёчину влепил, а тут ты…
— Это вот он зря сделал. Пощёчина — это уже рукоприкладство. А ремнем по заднице — вынужденная воспитательная мера. Сечёшь разницу? — Миха сел рядом. — Ладка знаешь как извелась? Да что толку тебе сейчас что-то объяснять… Ты не врубишься. Я сам-то только теперь примерно представил, что пережили мои родители, когда я свалил из дома вникуда.