Как и дом в поместье, вилла на берегу была выстроена в псевдомавританском стиле. Дорогу во двор преграждали массивные деревянные ворота. Ну конечно. Можно было с самого начала догадаться, что дом будет закрыт. Линн смотрела на чистые белые стены и наглухо закрытые ставни с чувством горького разочарования. Находясь снаружи, у закрытых ворот пустого дома, она не ощутит с отцом никакого родства душ.
И вдруг Линн осознала, что стоит на земле, которая принадлежит ей по праву наследования. Однако она не чувствовала себя здесь хозяйкой. Наоборот. Она непрошеная гостья. Если бы можно было войти в дом… Вполне вероятно, что там остались какие-то работы отца. Как бы ей хотелось увидеть его картины! Но гордость не позволяла вернуться в поместье и попросить открыть ей виллу.
Солнце садилось, медленно погружаясь в море. Скоро стемнеет. Линн понимала, что ей надо поторопиться, иначе она никогда не найдет отель, где можно будет переночевать. Но она не могла уехать просто так. В этом доме жил ее папа… Она попыталась представить его себе, но не смогла. Ведь она даже не знала, как он выглядел. После смерти мамы бабушка порвала и выбросила все свадебные фотографии. Похоже, приезд сюда-глупый порыв, напрасная трата времени. Линн резко развернулась… и замерла в потрясении, когда увидела, что она здесь не одна.
— Хуан!-невольно вырвалось у нее. Сейчас Линн меньше всего хотелось видеться с этим человеком. Потому что их встреча могла бы закончиться только одним-очередной конфронтацией.
— Я очень надеялся, что найду тебя здесь.
Что-то в нем изменилось. Теперь его голос звучал мягче, и вид у него был не такой надменный, как раньше. А когда взгляды их встретились, Линн с изумлением увидела сожаление и раскаяние в серо-стальных глазах.
Хуан стоял совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Однако он не сделал попытки прикоснуться к ней.
— Что я могу сказать?-Хуан беспомощно развел руками.-Почему же ты нам ничего не сказала? Если бы мы знали…
— Ты все равно бы меня не принял,-резко оборвала его Линн.-Тебе хотелось думать обо мне плохо. С самого начала ты был настроен против меня. А теперь, когда узнал правду и понял, что был не прав, ты приехал за мной сюда, чтобы извиниться. Но мои чувства тебя не волнуют. Моя боль и обида для тебя ничто. Тебе важно только одно. Твоя драгоценная гордость.
— Ты не права. Мне вовсе не наплевать на тебя. И потом, не один я ношусь со своей «драгоценной гордостью». Как я понимаю, именно гордость взыграла в тебе, когда ты решила нас наказать и уехала, не дав нам возможности извиниться. Мол, пусть помучаются от сознания своей вины… Твой отец был замечательным человеком. И я благодарен судьбе за то, что она подарила мне такого наставника вместо отца, с которым я никогда не ладил. А раз уж мы оба с тобой такие гордые, значит, у нас есть нечто общее. И ты должна понимать, что я чувствую, когда думаю о том, что мое счастье, мое самое лучшее в жизни приобретение было твоим несчастьем, твоей потерей.
Как ни странно, но его слова тронули Линн. Ее ярость сразу сошла на нет, а на глаза навернулись слезы. Она поспешно отвернулась, довольная тем, что сумерки сгустились и в полумраке не видно, как подозрительно заблестели ее глаза.
— Я всю жизнь думала, что он погиб в той автокатастрофе. Я только жалею…-Она на мгновение умолкла, глядя на смутные очертания виллы.-Я хотела войти, посмотреть. Подумала, что найду что-нибудь, что мне расскажет о папе… Я ведь даже не знаю, как он выглядел…
Лини опять замолчала. Она понимала, что ей нельзя здесь оставаться. Еще немного-и она начнет делиться с Хуаном своими самыми сокровенными мыслями.
— Мне надо ехать… Я уже договорилась с адвокатом. Он подготовит все документы для отказа от наследства. Мне ничего не надо. Я не хочу…
Линн стояла спиной к Хуану. Она очень надеялась, что успеет дойти до машины, прежде чем он заметит ее слезы.
Хуан подошел сзади и легонько прикоснулся к ее руке. Линн вся напряглась и отшатнулась. Она сама не поняла, как так получилось, но вдруг оказалось, что Хуан уже стоит перед ней, преграждая дорогу. Он взял ее лицо в ладони и слегка приподнял, так что Линн волей-неволей пришлось заглянуть ему в глаза.
— Не прячься от меня, дорогая. Тебе не надо стесняться своих слез. Думаешь, я его не оплакивал?
Он обнял ее и прижал к себе. Линн вдруг поняла, что ей хорошо и спокойно в его объятиях. Он нежно гладил ее по волосам, что-то тихонько шептал на ухо. Линн уткнулась липом ему в плечо и дала волю слезам, в которых прорвались вся ее мука и боль, все, что она столько времени сдерживала в себе. Вот чего ей не хватало. Вот чего ей хотелось всю жизнь. Такого вот ощущения безопасности. Таких сильных рук, которые поддержат в любом горе.
— Ладно, сестренка, поедем домой. Давай забудем все плохое, что между нами было, и начнем сначала. Моя мама очень за тебя переживает. Молодой женщине не стоит ходить в здешних местах одной да еще ночью.
Линн хотела было возразить, но вдруг поняла, что у нее просто нет сил, словно она приняла лошадиную долю снотворного и ее уносит в беспамятство.
— Моя машина,-проговорила она, когда Хуан повел ее прочь от виллы.
— Ее пригонят, не волнуйся. А завтра мы вернемся сюда с ключами, и я покажу тебе виллу. Если ты правда не хочешь оставить ее себе, я куплю ее у тебя. Нет, об этом мы поговорим позже, когда оба придем в себя.
Обняв Линн за талию, Хуан повел ее к своей машине, которую оставил на подъездной дороге.
Теперь он был с ней мил и предупредителен, как и положено старшему брату. Как будто не было вчерашнего вечера. Как будто он не говорил, что хочет ее как женщину. Линн была права в своих рассуждениях. Вчера он просто хотел напугать ее и унизить. Теперь, когда первое потрясение прошло, Линн уже пожалела о том, что поддалась минутной слабости и расплакалась у него на глазах. Она попыталась отстраниться, но Хуан держал ее крепко. Он изо всех сил старался окружить ее теплом и братской заботой. Лучшего Линн не могла бы и желать, если бы не одно «но»: еще вчера этот внимательный нежный брат относился к ней с презрением и неприязнью. С какой стати он приехал за ней? Зачем везет обратно в поместье? И почему она позволяет ему увезти себя?
Ответ на первый вопрос она получила, когда они сели в машину. Во всяком случае, Линн решила, что причина была именно в этом.
— Мама никогда меня не простила бы, если бы я вернулся без тебя,-сказал ей Хуан. — Очень надеюсь, что ты дашь нам возможность искупить нашу вину за то, что мы так плохо приняли тебя, дорогая. Мама мучается больше всех, ведь она очень любила твоего отца.
Итак, Хуан везет ее домой ради спокойствия собственной матери. Но почему она сама едет назад?
Разумеется, потому что хочет больше узнать о папе. О том незнакомом ей человеке, который был ее отцом. Какие еще могут быть причины?
Когда они приехали в поместье, Линн спросила у Хуана, можно ли ей не выходить к ужину. День для нее оказался очень тяжелый, и ей не под силу нормально общаться с кем бы то ни было.
— Я скажу Химене, чтобы она принесла ужин к тебе в комнату,-сказал он и добавил как бы между прочим: — А завтра, если у тебя будет настроение, мы можем вместе позавтракать. Обычно я встаю рано. Прежде чем засесть в кабинете, я объезжаю виноградники.
Такая вот у меня привычка. А мама с Мерседес любят поспать подольше. Если Химена и удивилась, увидев, что Линн вернулась, то этого не показала. А когда принесла ужин, лишь приветливо улыбнулась, поставила поднос на столик на балконе и тихонечко вышла.
густой и пряный креветочный суп был просто восхитителен. Линн так наелась, что едва притронулась к овощному салату. На десерт тоже сил не осталось, зато она с удовольствием выпила кофе.
Линн сидела на балконе, глядя на темнеющее небо и слушая стрекот цикад. Воздух был напоен восхитительными ароматами, тонкими и неуловимыми. Уставшая, переполненная впечатлениями девушка засыпала, хотя было еще довольно рано. Только начало одиннадцатого.
Снизу, из внутреннего двора, доносился тихий плеск фонтана. Потом к нему присоединились приглушенные голоса. Линн стало любопытно. Стряхнув дремоту, она встала с кресла и подошла к перилам балкона. Через двор проходили Хуан и его мать.