Кузьма посмотрел на женщину и усмехнулся. Она глядела исподлобья, но вместо брезгливости теперь с удивлением.
– За тот случай, когда я бросился и голыми руками придавил врага, дали медальку. Щас покажу. Ох, щас…
Кузьма долго разыскивал медаль, не в силах вспомнить, в каком из карманов провозит её. Собачка занервничала и стала тявкать.
– Тихо ты, тихо, – успокоил её Кузьма. Он вынул медаль и поднял её так, чтобы было всем видно. Собачка и впрямь утихомирилась и с высунутым язычком глядела на происходящее.
– Золотая, как думаешь? – спросил он, ущипнув попутчика. Тот кивнул. – Вот и мне кажется, что золотая. Серов (это полкан наш, вручал мне её) не ответил чё-то на этот вопрос, просто улыбнулся. Ну да чёрт с ней. Если что, в тяжёлую годину продам. А вот геройскую никому не продам. Хотя ладно, когда умру – пусть доча продаст, ежели уж надо. Да, Полинка моя…
Кузьма спрятал медаль и призадумался. До этого мгновения он мало размышлял над тем, что проживёт совсем немного, не выдаст дочь замуж… Кто-то, правда, сказал ему, что надо съездить в Москву и справиться про удаление пули, но он смутно в это верил. И до войны был он в столице лишь раз, а теперь вообще плохо понимал, существует ли она до сих пор. Не поделившись с попутчиками размышлениями, он сразу перешёл к вопросу:
– Не слыхали, как шо там в Москве? Серов говорил, что там сейчас времена тоже нелёгкие, но я вообще не понял, что это значит. Вы не в курсе? Мне бы в больничку к ихним хирургам. Но я вот думаю, доеду ли. Вот мы едем, уже два дня, а что будет, если я в Москву двину? Это ж сколько будем ехать? Дня три?
Словно в подтверждение его тревоги, поезд в очередной раз остановился.
– О! Ну, ты посмотри!
Кузьма поднялся, открыл окно, высунулся.
– Эй! – он свистнул стрелочнику, суетившемуся у головного вагона. – Что теперь-то?!
– Пути делают!
– Пожалуйста. Видал? – сев, он ткнул мужчину под рёбра локтем, тот скорчился от боли и собственного несчастья. – Всё ж разбомблено нахрен, понимаешь? Как ехать? Опять будем день стоять. Но, с другой стороны, ради удлинения жизни можно и поехать и постоять в очередях там… А с третьей стороны, к чёрту Москву. Там холодно, говорят. А летом, наоборот, жара такая, что ходить невозможно. Все голые ходят, даже девки голые, говорят… Я вот нормальную голую деваху не видел уж года три. Укрошки все грязные, голодные были. То ли дело лет двадцать назад: ездил туда в отпуск, целый выводок маленьких Кузь оставил по себе. Ох, вот время было!.. Щас вспоминаю – как будто не со мной случилось. – Кузьма весело засмеялся. – Ох, а Галина бы ругалась, если б узнала. Галина – это моя жена, – доверительно пояснил он попутчице. – Только она того, – он вздохнул. – И никто не написал отчего. Что там было у них, спрашивается? Голод? Болезнь? Пуля? Бомба?.. Не отвечают!
Заметив, что спутница дрожит под его взглядом, Кузьма встал и захлопнул окно. Купе успело изрядно проветриться. За голым мёртвым полем, посреди которого они стояли, багровел закат.
– Ну так как? Кто на чего ставит? Что Галинку мою пришибло? Я догадываюсь, стрельнул кто-то. Суки. За меня же укры награду объявляли. Может, и за жену чего давали – у многих и жёны на фронте. Вообще, я слышал, немало диверсантов их отправили туда, а наши, кто в тылу работать должен над безопасностью, отыскать и не могут! Прикиньте! Диверсанты!.. Я такого за версту отличаю теперь. Дебилы, – он смачно харкнул на пол. Женщина закрыла лицо руками.
– Ой, я забыл, – Кузьма искренне смутился. – Извиняюсь. Вытру!
Кузьма встал и начал искать тряпку. Подумал вытереть рукавом, но решил, что окончательно испортит впечатление новым знакомым. Он чертыхался, суетился, но найти ничего чистого не смог.
– У вас салфеток нет, граждане? – с надеждой спросил он попутчиков.
Они синхронно покачали головами.
– Эх, ну ладно, схожу в… Скоро приду! – Кузьма вышел.
Опорожнившись, он намотал на руку туалетной бумаги и вернулся в купе. Попутчиков не было. Кузьма растерянно выглянул в коридор.
– Эй, мужики! – крикнул он паре других демобилизованных.
– Чё?
– Видали тут парочку? Мужик такой мелкий и барышня… красивая, с собачкой.
– Да не вроде, – ответили ему.
Кузьма залез на свою полку с надеждой дождаться их возвращения. Темнело, он провалился в сон. Проснувшись посреди ночи, понял, что поезд вновь двигается. Попутчиков так и не было. Тут до него дошло, что они сбежали, и Кузьма разочарованно вздохнул. Впрочем, он сразу простил их. Гражданские, что с них взять? Спал он хорошо и долго, очнулся лишь следующим вечером.