— Ты вот вечор о своей жизни рассказывал, как против дворян да помещиков воевал. А хочешь, я тебе о своей доле поведаю?
— Говори.
— Не бередил бы душу, Василий! — промолвил Митька.
— Нет, пусть люди послушают, что со мной злодей сделал.
Он помедлил, словно собираясь с силами.
— В прошлый год, как ты по весне у нас жил, собрался я жениться. С невестой — Натальей ее звать — мы давно друг друга знали. У нее — ни отца, ни матери, и я гол, как сокол, бобылем жил, сам знаешь. На троицу решили сыграть свадьбу. Обвенчал нас поп, пошли домой. И тут попался навстречь барин. На тарантасе с охоты ехал. Налетел, как коршун на птицу мелкую, схватил мою голубушку и увез к себе в Большой дом.
Свету вольного я тут не взвидел. Хотел за ним бежать — ноги подкосились, упал без памяти. Сколько так пролежал — не помню. Когда очнулся, увидел: в своей избе лежу. Один. Подняться хочу — сил нет. Спасибо добрым людям, выходили, встал на ноги.
Куда идти, что делать, где правды искать? Наташу мою в барском доме держат, барин над ней тешится. Как подумал я об этом — хотел руки на себя наложить. Потом очухался. Нет, думаю, не на себя надо руки накладывать, а ему, ее погубителю, моему лютому ворогу, отомстить. И стал я с думой той по вечерам близ дома его ходить, злодея высматривать. Хожу — бога молю, чтоб дал он мне силы в самое сердце поразить обидчика. Да нет, не внял бог моим молитвам, не дал совершиться правому делу.
Наталью свою возненавидел. Как вспомню, что барин к ней по ночам ходит и она ласки его паскудные принимает, так кровь в жилах останавливается. И ее порешить спервоначалу было поклялся, да потом передумал: не своей волей она там находится, силой ее держат. Неповинна она в грехе своем. И еще тверже решил отомстить обидчику.
Только верно говорят: далеко кулику до петрова дня. Не удалось мне барина одного встретить. Да если б и встретил, ничего бы не сделал: слаб силой был после болезни.
А вскоре тут народ взбунтовался. Землю у работных отняли. Пошли всем заводом к хозяину. Он же, того испугавшись, солдат на подмогу вызвал и стрелять по людям начал. Мы вот с Митькой в лес скрылись, а кто заводчику в руки попался — кнут да клещи пришлось испробовать. Вот она какова, барская-то милость!
Рощин замолчал. Воспоминания о минувшем взволновали его.
— Ну, а дале? — спросил Парфен.
— Дале мы с Митькой по деревням скрывались. Где неделю проживем, где две. В ином месте лошадь подкуешь, в ином — телегу исправишь, обод на колесо скуешь помещику. Тем и жили. Опасно, конечно: того гляди, властям в лапы попадешь. Ныне беглых сильно не любят. Однако при всей строгости жить бы можно, ежели с опаской, без баловства. Только не вытерпел я, по Наташе тосковать начал. Такая тоска меня взяла, сил нет. Стал я уговаривать Митьку поближе к дому перебраться. Не хотел он спервоначалу со мной идти.
— И не надо было оттоль уходить! — откликнулся Митька.
— Надо не надо, а только пересилил я. Пошли. Идем, а я думаю: бог поможет, доведется мне Натаху повидать. И ту думу из головы не выпускал, как бы отплатить насильнику.
— Выходит, не зря я сказал, — отозвался Парфен. — По пути вам с нами.
— Выходит, так…
Тимоха и сопровождавшие его люди вернулись назад только на другой день. На плечах несли какие-то длинные, завернутые в рогожу предметы.
— Ну, вот мы и на месте, — сказал Тимоха, осторожно опуская ношу на землю.
— Достал?
— Все шесть штук. Целехоньки.
— Никто не видел?
— Мы стороной, лесом шли. А там схоронились до ночи. Луна помогла маленько, а то, пожалуй, не сразу нашли бы. Отметины-то заросли сильно.
В рогоже оказались ружья. Это были те самые, что снял он когда-то с баржи и закопал в землю на берегу Оки. Тогда он сделал это просто так, на всякий случай, сейчас они пригодились.
— Пороху только нет.
— Порохом придется разжиться где-нибудь.
— А где?
— Где? — Тимоха задумался. — А там же, где ружья взяты.
Предложенный им план состоял в том, чтобы уйти на Оку, обосноваться там в укромном месте и под покровом ночи нападать на проходящие суда. На всех наверняка найдутся и ружья, и порох. И еще кое-чем разжиться можно. А вооружившись, и за большое дело взяться не страшно.
Не сразу согласился Рощин на это предложение. Отойдя с Парфеном в сторону, он задумчиво спросил:
— Выходит, грабителями заделаемся?
— Смотря кого грабить, — ответил Парфен. — Не на своего брата, бедняка, пойдем. А помещиков царь Петр Федорович не токмо богатства, а и жизни лишал.