Когда Ланверн решил, что загнал Лорена в угол и сделал выпад, Лорен увернулся вбок, отбил меч вверх и с силой ударил по животу долом меча. Даже с трибуны было слышно, как звонко меч ударил по доспеху. Ланверн пошатнулся.
Лорен не дал ему восстановиться. Второй удар — по плечу. Третий — в бок. Четвёртый сбил его с ног. Ланверн упал на спину, а Лорен нанёс ещё один удар по грудной пластине.
— Хватит! — закричал Альберт. — Я сдаюсь!
Лорен всё же ударил ещё раз — как будто ставил точку в бою.
Судья поднялся и объявил:
— Победа! Лорен Дагвелл — победитель студенческого турнира!
Трибуны взорвались от восторга. Зрители кричали, аплодировали, кто-то даже бросал в воздух перчатки. Радость захватила всех — даже преподаватели улыбались.
Лорен стоял в центре арены, тяжело дыша.
Альберт поднялся с земли медленно, лицо у него было перекошено от злости. Он явно не ожидал, что Лорен откажется играть по его правилам — особенно на глазах у всех.
Альберт поднялся медленно, но его нерешительность быстро сменилась гневом. Лицо исказилось, глаза сверкнули. Он сорвал с себя шлем, бросил его на землю и закричал:
— Этот бой нечестный! Всё подстроено! Ни один алханроэльский выскочка не сможет победить настоящего воина из Элдории!
С трибун сразу же наступила тишина. Казалось, весь Тиарин замер, прислушиваясь.
Альберт обернулся к трибуне, где сидели я и Ева. Его взгляд был полон злобы. А потом он произнёс то, что не стоило говорить:
— И о какой чести можно говорить, если принцесса Элдории, не будучи замужем, скачет на члене своего ручного пса Айронхарта?
Толпа ахнула. Кто-то встал, кто-то вскинул руки. Атмосфера стала натянутой, как струна.
Я посмотрел на Еву. Она побледнела, словно ей стало плохо, глаза опущены, губы сжались. Казалось, даже дышать ей стало трудно. Примерно полсекунды спустя, она посмотрела на меня жалобно, с тягучей горечью в глазах.
Я огляделся по сторонам. Увидел лицо Лорена — он был напряжён, готов к действию. Юна выглядела ошарашенной, слегка качала головой. Инквизиторша следила за ситуацией внимательно, безэмоционально. Ланверн же смотрел с самодовольной улыбкой.
Внутри меня зашевелилось нечто большее, чем просто злость. Это снова был шепот, но на этот раз он был полон крика.
ДАВАЙ ПОКАЖЕМ ИМ!!!
Сердце забилось сильнее. Я знал, что не могу оставить это без ответа. Не потому что хотел драки. А потому что молчание сейчас означало бы предательство: и королевской чести, и моей собственной семьи.
Я вскочил. В груди нарастал жар, а по арене прошёл гул. Я встретился взглядом с Ланверном и громко, на весь стадион, сказал:
— Альберт Ланверн! Ты посмел оскорбить мою принцессу и попытался унизить её честь. Я — Максимус Айронхарт, вызываю тебя на дуэль!
Наступила короткая тишина, а потом трибуны взорвались. Крики, удивление, волнение. Люди вскакивали, перешёптывались, кто-то уже записывал происходящее. Вызов был услышан.
— Ввиду твоей жалости —ты вправе выбрать оружие, — добавил я. — Но знай: за свои слова ты заплатишь. Пусть весь Тиарин придёт посмотреть, как я отсеку твою голову.
Альберт заметно побледнел. Он раскрыл рот, но ничего не сказал. Только дрожь губ выдавала его замешательство. Он не ожидал, что его слова встретят вызовом. Настоящим. Прямым.
Я встал со своего места — медленно, будто пробираясь сквозь вязкий воздух, насыщенный чужими взглядами, чужими ожиданиями, чужой яростью. Толпа всё ещё гудела, волнами катаясь по трибунам, но я не слышал её. Не слушал. Не смотрел. Я чувствовал, как внутреннее напряжение выходит наружу, как будто весь этот зал был мне враждебен, как будто я был чужим среди своих и своим среди чужих. Я спустился по ступеням, мимо сотен лиц, мимо свитков, рук, указующих пальцев. Шаг за шагом, словно иду не прочь с арены, а в самую глубину себя. Прочь от шума. Прочь от крика. Прочь от ярости.
Я вышел за пределы арены, ступил в полутень улиц, и только тогда понял, насколько грохот боя остался в крови. Я шёл, почти не глядя под ноги, как автомат. Город был шумен, но отдельные голоса сливались в фон. Прохожие расступались, кто-то косился украдкой, кто-то шептался, но никто не осмелился заговорить. Я искал не просто тишину. Я искал пустоту. Место, где никто не тронет. Где мысли смогут развернуться, как клинок из ножен. Где тишина будет говорить громче любых слов.