Я не сдвинулся с места. Вокруг — тишина. Зал замер, как будто каждый камень в его основании затаил дыхание.
Принцесса стояла на коленях. Голова поднята. Она смотрела прямо на меня. Без ужаса. Без мольбы. Только с решимостью. Она знала, где находится. И почему.
Веларий сделал шаг назад. Он не настаивал. Он не подталкивал. Он просто предложил. Как предлагают чашу с вином — не другу, не врагу, а равному.
И тогда — вспышка внутри.
Тень взревела.
«Убей его!» — рявкнул голос, сотрясая моё сознание. — «Он устроил этот спектакль! Ты не гость здесь — ты кукла! Разруби нити! Разорви цепь! Уничтожь его!»
Я сжал челюсти. Всё дрожало — не руки и не ноги, а само ощущение окружающего меня мира. Кинжал по-прежнему был между нами, холодный отблеск металла бил по глазам. Я не касался его, но уже чувствовал, как рукоять давит на ладонь, как будто оно уже лежит у меня в руке.
Веларий не отводил от меня взгляда. Его лицо оставалось непроницаемым, даже ещё больше доброжелательным чем обычно.
А я стоял. Между ним — носителем перемен. Между нею — символом старого мира. И между голосом, что требовал крови, и тишиной, сулящей смерть этой эпохе.
Между будущим, которого я не просил, и правдой, от которой не смогу отвертеться.
Я взял кинжал. Холод лезвия отозвался в ладони, словно сама сталь узнала меня и теперь ждала — приказа, решения, крови. Перед глазами — лицо Амелии. Живое. Тёплое. Затем — Юна. Её глаза, полные страха. И передо мной — Ева. Стоит на коленях. Молчит. Не умоляет. Только смотрит. Ждёт. Как и все.
Как же внутри всё дрожит. Один шаг — и я стану тем, кем должен стать, либо точно перестану быть собой.
И я чувствую, как дрожь уходит.
Рука с кинжалом перестаёт дрожать.
Теперь он не холодный. Теперь он — часть меня.
Я сам буду вершить свою судьбу…
Я уже почти сделал шаг. Один рывок — и я бы оказался рядом с Веларием. Один рывок — и клинок, сжатый в моей руке, нашёл бы его горло.
Но он опередил меня.
Блеск — стремительный, как молния. Я едва успел заметить, как кинжал вонзается в грудь Велария. Меткий, решительный удар.
Юна.
Я понял это сразу, ещё до того, как его лицо исказила гримаса боли, прежде чем оно растянулось в неестественной улыбке. Он разжал пальцы. В его ладони покоился синий камень, мягко пульсирующий, будто живой.
Он собирался использовать его.
Нет.
Не успеет.
Я был рядом за мгновение. Мой кинжал вонзился ему в шею с глухим звуком, словно в плотную кору. Горячая кровь хлынула, заливая мне запястье и брызнув на алтарь, разметала сияние по сводам. Веларий захрипел, попытался засмеяться, но вместо этого лишь выдохнул кровь.
— Хороший выбор... — прохрипел он.
И рухнул.
В ту же секунду капище содрогнулось. Алтарь вспыхнул, своды сверху пошли трещинами. Камень в моей руке жгло. Грохот нарастал. Обвал.
Я рванулся к Еве, схватил её на руки. Пыль уже заволокла пространство, но я видел Лорена и Юну, стоящих у одного из проломов.
— Ко мне! — крикнул я. — Ближе! Все!
Они не стали спорить. Юна подбежала первой, Лорен следом. Я притянул их, прижал к себе, и камень в моей руке запульсировал с новой силой.
Я бросил его под ноги.
Мгновение — вспышка, гул, рвущий барабанные перепонки, и мир разлетелся на части.
А потом…
Мы стояли у входа на капище. Над нами серое небо. В ушах всё ещё звенело, но мы были живы. Мы выбрались.
Я крепче прижал к себе Еву, взглянул на Юну и Лорена. Мы молчали.
Всё только начиналось.
Красная вспышка озарила небо, и земля задрожала под ногами. Мы обернулись — над нами раскинулся целый каскад из светящихся узоров, похожих на гигантские трещины в небесной ткани. Они дрожали, переливались и словно шевелились, будто небо само вот-вот развалится.
Это длилось около минуты.
Мы стояли, затаив дыхание, не в силах отвести взгляда, заворожённые и напуганные одновременно. А потом — будто кто-то дал команду — эти трещины начали осыпаться, исчезать, растворяться в воздухе, оставляя за собой только следы света и пустоту.
Вскоре небо вновь стало прежним.
Я поставил Еву на землю. Она всё ещё тяжело дышала, но стояла на ногах. Я чуть отступил, дав ей опереться на Лорена. В стороне, у обломков, Юна тихо заговорила с ним — их голоса были приглушёнными, но живыми. Они были живы. Мы все были живы.
Я же сделал шаг назад, прочь от них.