– Хоть твоё гостеприимство и было вынужденным, оно оказало честь Карм. Помимо её милости, я выражаю вам свою благодарност.
Хозяин гостиницы с облегчением улыбнулся.
– Поешьте, сударь, перед отъездом.
Хонус последовал за мужчиной обратно в таверну. В общей комнате было меньше народу, чем накануне вечером, но бард был на месте. Он встал, когда вошёл Хонус, а когда Сарф сел, без приглашения присоединился к нему. Хонус удивлённо приподнял бровь.
– Жаль тебя разочаровывать, но моё пребывание здесь не закончится кровопролитием.
– Я знаю, – ответил Фродорик. – Я видел лошадь. Я советую тебе поскорее уехать. Те четверо, что привели её сюда, скорее всего, украли её.
– Тебе, наверное, тоже стоит уйти, – сказал Хонус. – Когда враги не могут причинить вред человеку, они часто причиняют вред его друзьям.
Фродорик улыбнулся.
– Ты называешь меня другом?
– Только в переносном смысле, но я думаю, что мои враги будут более прямолинейны.
– Но зачем им причинять мне вред?
– По моему опыту, злоба не подчиняется логике.
– Что ж, Каприк мне надоел, – сказал бард. – Такая неотесанная публика. Перемены мне бы не помешали. Я в этом уверен. Так куда мы направляемся?
– Я еду в Аверен и собираюсь отправиться туда один.
– Аверен! Где все говорят как овцы? То да сё. Зачем туда идти?
– Чтобы навестить героя вашей баллады.
– Ты имеешь в виду Кару Однорукую? Ты правда её знаешь?
– С самого детства. Я оставил её дома во время того, что вы называете Летом междоусобиц, чтобы сражаться бок о бок с её братом. Я был с ним, когда он погиб, но больше никогда её не видел.
– Что случилось?
Хонус взглянул на Фродорика и увидел, что бард смотрит на него с неподдельным интересом. Этот взгляд дал Хонусу понять, что его голос выдал глубину его чувств.
– Эта история, Фродорик из Бремвена, действительно достойна баллады. Но у меня нет ни времени, ни желания её рассказывать. Более того, она ещё не закончена.
Фродикор театрально вздохнул.
– Если бы ты был служанкой, я бы назвал тебя кокеткой, а не другом, – сказал он. – Но можем ли мы хотя бы уйти вместе?
Он понизил голос.
– Моё путешествие будет более безопасным, если твои враги будут думать, что я под твоей защитой. Пожалуйста, Кармаматус. Пройдём немного вместе. Я довольно забавный.
Хонус поддался на уговоры барда, и вскоре они вдвоём покинули Каприк. Они ехали в одном седле, и Фродорик сидел впереди, чтобы играть на арфе и петь для Хонуса «Балладу об Однорукой Каре». Баллада очаровала Хонуса, и, хотя он сомневался в правдивости некоторых деталей, он чувствовал, что в песне отражены смелость и отвага молодой женщины, которую он знал. Когда Фродорик закончил длинное произведение, Хонус попросил его спеть его ещё раз, что бард и сделал. Так что они расстались только к полудню.
Как только Фродорик спешился, Хонус пришпорил коня и поскакал на юг, в сторону Аверена. Кобыла не была готова к долгому галопу, и Хонус вскоре сбавил темп, чтобы она могла бежать рысью. Такой темп не соответствовал его нетерпению, но хромая лошадь замедлила бы его ещё больше. Размышляя над балладой Кары, он чувствовал, что и сам находится в балладе, где Карм сочиняет строки. Теодус всегда отрицал существование судьбы, утверждая, что богиня никогда не предопределяет жизнь человека. Покойный Носитель Хонуса говорил, что Карм даёт каждому человеку возможность делать выбор. Тем не менее Хонус чувствовал, что все события в его жизни были направлены к какой-то цели, которую он не мог понять. Он не видел никакого грандиозного замысла, и без этого понимания его единственным ориентиром была любовь к Йим. Он даже отрекся от богини из-за неё. И теперь я помирился с Карм ради Йим.
Когда Хонус обдумывал свой визит к Куприку, он видел руку богини почти во всем, что произошло. Он верил, что Карм спасла его, чтобы он мог найти меч. Но если это правда, то другой Сарф умер, чтобы я мог его найти. Из-за таких размышлений было трудно поверить в доброжелательность Карм, и он попытался выкинуть их из головы. Вместо этого он сосредоточился на воспоминаниях о Йим. Они заставили его пришпорить коня и направиться в Аверен, где он надеялся заменить призраки воспоминаний плотью и кровью.
***
Пока Хонус скакал на юг, ведомый любовью и надписью на спине, Стрегг отправился на восток, ведомый амбициями и жаждой крови. Как он и подозревал, поездка в Мидпорт оказалась ненужной. После трёх дней пути на север он наткнулся на сгоревшую хижину, в которой была убита целая семья. Из сказок, которые он слышал в детстве, Стрегг знал, как ведут себя люди, охваченные Пожирателем, поэтому он узнал их почерк. Разрушения выглядели бессмысленными, а убийства – чрезмерно жестокими.
Бог Стрегга обрёл силу благодаря трагической смерти, и могущество его слуг возросло вместе с могуществом их господина. Поэтому, когда жрец повернул на восток, его направляли не только истоптанная земля, руины и трупы. Он чувствовал, как его силы растут по мере приближения к их источнику. И отец, и дед Стрегга говорили об этом явлении. Когда лорд Бахл был на пике могущества, оба жреца могли подчинить себе всех, кроме самых сильных личностей. Скоро настанет моя очередь внушать страх и уважение, подумал Стрегг, и я увижу, как люди трепещут, повинуясь мне. И как Более Святой, моя очередь будет длиться вечно. Поскольку он не встретил ни одной живой души после того, как направился на восток, его сила была скорее ощущением, чем доказанным фактом. Тем не менее, Стрегг никогда не сомневался в его реальности.
День подходил к концу, а тех, кто устроил эту бойню, так и не было видно. Стрегг не удивился, ведь ни один из найденных им трупов не был свежим. На закате он заметил сгоревшие остатки ещё одной крестьянской хижины и направился туда. Он не собирался разбивать там лагерь, потому что в таких местах обычно пахнет гнилью. Но армии редко грабят сады, и Стрегг надеялся найти что-нибудь съедобное. Найдя вытоптанный огород, он подобрал палку и начал выкапывать корни. Собрав достаточно еды, Стрегг отошёл подальше от смрада смерти, чтобы поджарить свою добычу и поспать.
К тому времени, как он разбил простой лагерь и развёл костёр, уже стемнело. Ясная ночь обещала быть холодной, и в воздухе уже чувствовалось дыхание зимы. Когда в костре появилось достаточно углей, Стрегг отложил часть из них в сторону и положил на них корни, чтобы они поджарились. Пока они готовились, он сидел на бревне и с удовольствием грелся.
Девочка была настолько закопченной, что поначалу Стрегг увидел в темноте только её глаза. Как только он разглядел их в самом дальнем отблеске огня, он увидел и остальную часть девочки. Её маленькое худое тело было неподвижным, тихим и оборванным, и в темноте его было легко не заметить. Однако её глаза выделялись. В них был затравленный взгляд человека, который видел то, что невозможно забыть и слишком ужасно, чтобы об этом говорить.
Стрегг предположил, что она каким-то образом выжила во время нападения и спряталась среди обломков хижины. На девушке была надета лишь тонкая тряпка, которая не прикрывала ни её руки, ни большую часть худых ног. Её мог привлечь огонь, запах еды или вид другого живого существа, но, когда священник посмотрел на девушку, она показалась ему слишком напуганной, чтобы подойти ближе. Стрегг решил проверить свою силу.
– Иди сюда! – сказал он строгим и властным тоном.
Онемев от страха, девушка двигалась, как лунатик, бесшумно ступая босыми ногами по направлению к священнику. Стрегг чувствовал, что она делает каждый шаг неохотно, только потому, что он заставил её. Это понимание давало ему восхитительное ощущение контроля. Когда девушка остановилась перед ним, она была достаточно близко, чтобы до неё можно было дотронуться. В свете камина Стрегг мог рассмотреть её получше. Ей было всего пять или шесть зим, и под слоем пепла её тёмные волосы на самом деле были светлыми. Стрегг не стал расспрашивать испуганную девочку, потому что ему было неинтересно. Для него её имя и её трагедия не имели значения, а девочка была нужна ему только для того, чтобы проверить свои растущие способности.