Горм бросил кости, чтобы выяснить местонахождение матери. Несмотря на восемнадцать лет бесплодных поисков, он был уверен, что получит полезные подсказки. В последнее время то, что когда-либо скрывало пропавшую женщину, ослабло, или Пожиратель внутри нее стал достаточно сильным, чтобы помочь в ее обнаружении. Независимо от этого, Горм смог разглядеть, что мать наследника была в движении. В прошлый раз были признаки того, что она направлялась на юг, вспомнил он. Возможно, на этот раз я узнаю достаточно, чтобы поймать её.
Кости запрыгали по чёрному каменному полу и улеглись на свои места. Горм изучал их с ожиданием. Многовековая практика научила его улавливать малейшие знаки, хотя в последнее время предзнаменования было легко распознать. Всевышний ожидал того же и от нынешнего сеанса и не был разочарован. Почти сразу он заметил два позвонка, которые вместе образовывали руны, означающие «мать». Почерневшее ребро указывало в их сторону, не оставляя сомнений в том, что речь шла о матери лорда Бахла. Горм последовал за тенями, отбрасываемыми двумя позвонками. Они прошли над вторым ребром, закрыв одну из начертанных на нём рун. Святейший взирал на руну со всё возрастающей яростью, словно его злоба могла стереть этот символ. Ему хотелось растоптать кость в порошок, но, выйдя за пределы круга, он рисковал бы жизнью, а послание на кости от этого не изменилось бы.
Согласно ребру, мать наследника исчезла. Этого факта уже не изменить. Горм остался на месте, и постепенно его ярость утихла.
– Наследник тоже исчез, – сказал он холодной тьме, – но теперь его нашли.
Горм продолжил изучать кости. Чем больше он изучал их, тем больше радовался. Хотя мать и исчезла, это произошло совсем недавно. А ещё лучше то, что, когда она снова появится, Горму не придётся её искать. Она сама придёт к нему. Всевышний злобно ухмыльнулся.
– Когда она придёт, я буду готов. Более чем готов.
49
Путешествие в Бахленд заняло гораздо больше времени, чем ожидал Фроан. В основном это было связано с тем, что Стрегг объяснил ему, что нужно «собирать души» для бога. Богом, конечно же, был Пожиратель, то самое божество, которое наделило Фроана силой. С приходом чёрного жреца Фроан научился мыслить более религиозными категориями. Бодрящий прилив сил, который он ощущал после каждой жестокой смерти и который приводил к увеличению его силы, назывался «благодатью». Страх, который он внушал, и его способность разжигать в людях ненависть были его проявлениями. Таким образом, по мнению Стрегга, разрушения, которые он учинял на пути к своим владениям, хотя и замедляли его продвижение, не только делали его сильнее, но и возвышали.
Фроан не был до конца в этом уверен. Бывали случаи, когда он чувствовал себя мясником, а не лордом. Тогда вместо ощущения собственной силы он чувствовал себя пленником – заложником обстоятельств, чужих ожиданий и, самое главное, «своей тени». Когда на него накатывало такое настроение, лесть Стрегга казалась фальшивой, а награбленная роскошь не приносила удовлетворения. Именно в такие моменты Фроан с тоской вспоминал, как лежал в лесу с Моли. В его воспоминаниях всё было проще: она была всего лишь украденной девушкой, а он – всего лишь парнем, которого вытащили из реки и у которого было лишь немногое – любовь Моли. И всё же в каком-то смысле он чувствовал себя богаче, чем будучи лордом. Это настроение всегда проходило. Но пока оно длилось, оно обнажало всю глубину его пустоты.
Хотя Фроан и скучал по Моли, это было не из-за того, что ему не хватало женщин. Стрегг добывал их вместе с другими трофеями. Это были либо шлюхи, либо вдовы, но никогда – девственницы. Все они были чистыми и красивыми, и ни у одной не было ни одного выбитого зуба. Более того, они были готовы угодить. Однако после каждой плотской связи Фроан думал, что «отчаянно стремящиеся угодить» – более подходящее описание. Иногда, поймав партнёршу врасплох, он замечал страх в её глазах. Одна несчастная женщина даже выказала отвращение, и это стало роковой ошибкой. Когда Фроан успокоился, он пожалел о содеянном, хотя Стрегг сказал, что «сучка получила по заслугам».
Священник сказал, что сожаление – это слабость, недостойная великого лорда. Несмотря на периодические приступы скептицизма, Фроан понял, что имел в виду Стрегг. Раскаяние казалось чем-то худшим, чем бесполезность. Армии нужны были припасы и добыча, чтобы прокормить и вознаградить своих людей. Сожаление о поступках, совершённых ради этого, не уменьшало их необходимости. Совесть казалась такой же бесполезной. Священник поддержал эту философию, и люди Фроана согласились с ним – по крайней мере, те, кто ещё был способен мыслить логически. Что касается остальных, то Фроан так их распалил, что они убивали без раздумий. Когда у них не было врага, которого можно было бы убить, они часто убивали друг друга.
Большинство обезумевших людей были родом из Каприка. Его разрушение затмило собой разрушение Мидгпорта. На это ушло несколько дней, и это был первый раз, когда Фроан использовал свои силы, чтобы натравить защитников друг на друга. Этот подвиг – свидетельство того, что его сила возросла, – дался ему легко и превратил равную битву в кровавую бойню.
После этого имя Тень было забыто, и Фроан привык к тому, что его называют лордом Бахлом. Это имя способствовало его преображению. Мысли о Моли приходили всё реже, как и приступы сожаления и угрызения совести. Его голос стал холоднее и жёстче. Люди внимательно слушали его, словно боялись неправильно понять хоть слово. Он привык к повиновению и перестал сдерживать свой нрав.
Когда Фроан приблизился к границе своих будущих владений, из Железного дворца начали сновать туда-сюда гонцы. Они часто приносили подарки. Один из них привёл великолепного жеребца. Конь был огромным, угольно-чёрным, с горящими глазами. Вскоре после того, как другой гонец снял с Фроана все мерки, начала прибывать одежда. Фроан, выросший в одежде из козьей кожи, познакомился с бархатом, золотой вышивкой и полированной кожей. Доспехи прибыли вскоре после одежды – почерневшая кольчуга с пластинами из воронёной стали цвета эбенового дерева и шлем изящной формы, который подчёркивал его раскосые глаза. К доспехам прилагались украшенный драгоценными камнями палаш и кинжал – фамильные реликвии его отца.
Два дня спустя прискакал кавалерийский полк Железной гвардии. Возглавлявший его генерал спешился и, преклонив колени в пыли, поцеловал руку Фроана. После этого в знак своей доблести Железная гвардия с лёгкостью перебила всех, кто сопровождал их нового лорда, кроме священника. Лорд Бахл счёл это зрелище впечатляющим, воодушевляющим и особенно символичным, поскольку оно, казалось, знаменовало конец его прежней жизни и начало новой.
Железная Стража сопровождала своего лорда ещё один день, прежде чем они вошли в Бахленд. Граница страны была обозначена парой базальтовых стел, похожих на гигантские каменные пальцы, которые стояли по обе стороны дороги. Когда Фроан вгляделся в зимний пейзаж впереди, он подумал, что его суровость объясняется не только временем года. Казалось, ничто не было сделано для того, чтобы радовать глаз. Камни, обозначавшие границы, были сложены в беспорядке. Мусор валялся на виду. Поля были покрыты бурой стернёй и гнилью, а на необработанных участках разрослись колючие сорняки.
Конная колонна двигалась по дороге, кавалеристы ехали по четыре в ряд. Полк был разделён на две неравные части: меньшая часть сопровождала своего господина, а большая следовала за ним. Фроан ехал в середине, в сопровождении Стрегга и генерала по имени Драк. Когда вдалеке показалась деревня, генерал Драк поравнялся с Фроаном.
– Милорд, ваши подданные соберутся, чтобы выразить свою преданность и почтение. Они преподнесут вам дары. Вы, в свою очередь, восстановите справедливость.
– Справедливость? Какая именно справедливость?