Фроан или лорд Бахл – Хонус не мог решить, какое имя подходит больше, – поймал взгляд Хонуса и тревожно улыбнулся ему. Затем бородатый жрец коснулся плеча молодого человека, и тот отвернулся. Казалось, все знали, что делать дальше, и делали это молча. Сын Йим подошёл к тому месту, где на камне лежала голова его матери. Бородатый жрец взял обсидиановый нож и встал рядом с ним. Другой жрец отступил на шаг. Затем жрец с ножом повернулся и посмотрел на солнце. Хонус проследил за его взглядом. Солнце было таким красным, что казалось, будто его свет окрасил море в цвет крови. Оно быстро садилось. Когда оно коснулось воды, Хонус краем глаза заметил движение: жрец вонзил каменный нож в воду.
58
Настороженно прислушиваясь, Йим ждала признаков прихода Фроана. После того как стоны прекратились, она слышала только ветер и тихие шаги. Люди передвигались по площадке «железяки», поднимались и спускались по лестнице, но она почти не знала, что они делают. Наверное, готовятся к ритуалу, подумала Йим. Они молчат, потому что они всего лишь слуги. Новый запах смешался с запахом океана и резких трав, которыми благоухала ее кожа: это был запах крови. Это говорило о том, что ритуал вот-вот начнется, но ничего не происходило, только продолжались приходы и уходы. Йим продолжала прислушиваться к голосу сына.
Затем Йим почувствовала, как в ее шею вонзилось лезвие и хлынула кровь. Мгновение спустя она почувствовала холодные губы на ране. Губы Фроана! Однако, какими бы травмирующими и шокирующими ни были эти ощущения, над ними доминировало другое: Йим почувствовала, как злобная тварь внутри нее раздувается от триумфа, когда две ее части соединились. Кровь перешла от нее к Фроану, и она снова стала единым целым. Пожиратель остался внутри нее, но он стремительно переходил к Фроану. И все же на данный момент он объединял и связывал их, как пуповина. Йим инстинктивно понимала, что Фроан не в силах оторвать свои губы. Это стало бы возможным только после того, как Пожиратель полностью вошел бы в него.
Тогда Йим вспомнила совет Старейших держаться за тень и наконец поняла его смысл. Пожиратель теперь един и может занимать только одно тело – Фроана или мое. Усилием воли и материнской любви Йим решила, что тело не будет принадлежать ее сыну. Укрепившись в борьбе с тенью, Йим схватила его. Это было не столько физическое действие, сколько движение по Темному пути, где мысль эквивалентна действию. Тем не менее, борьба была напряженной.
Йим почувствовала, что схватила нечто холодное и склизкое, существо, похожее на огромного и мощного слизняка. Это было настолько мерзко, что ей пришлось бороться с желанием отпустить его. Она держала крепко, но ее противник продолжал проникать в ее сына. Казалось, вся ее жизнь свелась к этому единственному поединку, и она его проигрывала. В отчаянии Йим подумала: «Как мне преодолеть силу зла?» И тут в ее голове прозвучали слова: любовь – твоя сила. Йим не могла понять, исходит ли это высказывание от Карм или принадлежит ей самой. Она знала только, что это правда.
Йим подумала о тех, кого любила: Фроан и Хонус, Кара и Кронин. Хомми и Хамин. Гурди. Хендрик. Раппали. Даже Гатт. Каждое имя предполагало другое, и, когда имена кончились, она подумала о безымянных страдальцах: верные, убитые в храме Карм. Жертвы войн и междоусобиц. Те, кто попал в рабство. Все души, жаждущие сострадания. Лайла и Чертополох называли меня Матерью, подумала она. И Старейшие тоже. Наконец Йим почувствовала, что это имя ей подходит, ведь в тот момент она была матерью каждого, боролась ради каждого. Она любила всех, кто когда-либо жил, и от этой любви исходила сила.
Сила Пожирателя заключалась в страхе и ненависти. Любовь была ему чужда, как и его сила. Это дало Йим преимущество неожиданности. Тварь, которую она схватила, извивалась, не в силах вырваться. Тогда Йим напряглась и потянула его к себе. Вскоре она поняла, что вытягивает зло из своего сына. Йим чувствовала, как оно растет внутри нее – мерзкое, холодное и ужасное, – но она не сдавалась. Поняв, что побеждает, Йим удвоила усилия. Внезапно губы на ее шее стали теплыми и отпали. Йим вместила в себя всю сущность своего врага. Она точно знала, что нужно делать. Что необходимо. Она поднялась и устремилась к солнцу и морю.
***
Хонус понял, что удар ножа священника перерезал артерию, когда увидел струйку крови, хлынувшую из шеи Йим. Слишком хорошо знакомый с садизмом приспешников Бахла, он был удивлен, что священник так быстро умер. Это удивление сменилось ужасом, когда он увидел, как сын Йим опустился на колени, чтобы отсосать кровь из раны. Его отвращение усилилось, когда он увидел, что парень не просто пробует ее кровь, а глотает ее, как младенец, сосущий из груди. Хонус уже собирался с отвращением отвернуть лицо, как вдруг что-то привлекло его внимание.
Каждый мускул Йим напрягся. Сначала Хонус подумал, что это от боли, но это было не совсем так. Йим подняла руки над грудью, ее растопыренные пальцы, казалось, схватили пустой воздух над ней. Но воздух казался не совсем пустым. Там было что-то туманное. Это было похоже на темную дымку.
Несмотря на прозрачность, то, что схватила Йим, ужаснуло Хонуса. Воздух стал таким холодным, что у него едва не остановилось дыхание. Более того, аура недоброжелательности лишила его сил. Он был не одинок в своей реакции. Оба жреца стояли с белыми лицами и неподвижностью, их рты перекосились от страха. Лишь Фроан, казалось, ничуть не пострадал: его губы так и остались на шее матери. Пока Хонус продолжал наблюдать, дымка становилась все темнее и напоминала тень, обретшую физическую форму. Она была отвратительна, как гигантская пиявка.
Фроан упал назад. Когда он поднял глаза на мать, она сидела прямо, и маска спала. И тут Хонус увидел, что Йим ослепла. Несмотря на отсутствие зрения, она двигалась целеустремленно и энергично. Все еще прижимая к себе темный предмет, Йим соскользнула с каменной глыбы и, сделав три мощных прыжка, сорвалась с платформы и взмыла в небо. На мгновение она словно зависла в воздухе – белый и черный вихрь. Затем она бесшумно исчезла из виду.
Все, кто находился на палубе, были совершенно неподвижны. У Хонуса не было выбора. Фроан уставился на клочок неба, в котором находилась его мать. Он выглядел изменившимся, и, несмотря на прежние впечатления Хонуса, его чувства переполняли мальчика. Два священника выглядели ошеломленными, очевидно, не понимая, что произошло.
Первым зашевелился священник, носивший золотую цепь, вернее, зашевелилась его кожа. Она приобрела влажный блеск и начала пульсировать, словно под ней шевелились крошечные существа. Лицо священника приобрело сероватый оттенок и немного распухло, прежде чем из его пор начали появляться эти существа. Хонусу они показались похожими на личинок, только серых и растущих с неестественной скоростью. Когда они начали пожирать плоть мужчины, тот, казалось, все еще не понимал, что происходит. Он поднял руки к лицу, чтобы потрогать его, но серые черви покрыли и его пальцы. Пока он смотрел, его ногти отвалились, как засохшие листья. Под ползущей серой массой Хонус разглядел участки желтой кости.
Когда священник увидел свои разваливающиеся руки, он закричал от ужаса, но этот жуткий звук вскоре заглушила серая живая рвота, хлынувшая из его рта. Хонусу показалось, что все помошники разложения пировали на человеке, не прекращая его страданий. Он лишился кожи, но его лишенные век глаза все еще двигались, полные паники и агонии. Они продолжали это делать, даже когда выглядывали из глазниц в желтоватом черепе. Рот открывался и закрывался еще долго после того, как исчезли губы, щеки и язык. Он остановился только тогда, когда челюсть упала на железную площадку.