Кимон разыскал меня; я лежал, свернувшись под скалой, у ручья, на своем излюбленном месте. Мальчик, кутаясь в накидку от ночной росы, сел рядом, поджав под себя ноги. Волосы его были распущены, но тонкое ожерелье на шее говорило, что в грядущих событиях он выбрал для себя роль воина.
Впрочем, сейчас он смотрел не столь победоносно, задумчивее.
– Как это может быть, чтобы стрела моего, скажем, прадедушки убила меня?
– На нашей стороне Нантосвельты Мертвые опасны – и уязвимы.
– Значит, Мертвого можно убить еще раз. Ты знаешь правила этой игры, Мерлин? Почему мы то видим их, то нет?
– Не знаю. Пытаюсь разобраться. Но ты, кажется, считал, что ваши враги – охотники за добычей из соседнего клана, вздумавшие присвоить опустевшую крепость, а вовсе не Мертвые?
Он пожал плечами, не ответив на мягкий упрек.
– Кажется, твое мнение тоже достойно внимания. Хотя в предательство соседей поверить проще. Но я очень ясно запомнил ночь падения Тауровинды. Это было очень… очень странно.
Я не перебивал. Видимо, мальчику нужно было поговорить с кем-то о гибели матери.
– Я помню, как Куномагл, молочный брат и лучший друг отца, забрал меня из дома, где я воспитывался. Он сказал, пора мне вернуться в Тауровинду. И Уриену, моему брату, тоже.
Мы тогда учились, бегали босиком, сбивали из пращи гусей на озере. Было лето, и в доме нашего воспитателя у нас появились друзья. Мне не хотелось уезжать. А когда Куномагл привез нас домой… мы успели как раз к прощальному пиру. Мунда была еще слишком мала, чтобы понять, что происходит.
Мать и дедушка Арбам так нам обрадовались. Подарили ножи с роговыми рукоятями и новые шерстяные плащи. И провели перед рядами всадников-утэнов… Нас называли «маленькие стражи». Вся крепость звенела песнями. Мы с Уриеном провинились. Зарезали свинью из отцовского стада и отнесли ее потроха и легкие в святилище Секваны. Сожгли их и просили помешать путешествию отца и прислать его домой.
Отец страшно разозлился, когда узнал. Я столько лет не виделся с ним, а он орал на нас с братом. Мы, мол, оскорбили духа – покровителя земель и нарушили один из гейсов. Я тогда не понимал ничего в запретах, лежащих на вожде и членах его семьи, хотя на меня при рождении тоже наложили два запрета. И на Уриена. Брат умер, чтобы не нарушить один из них. Нас на день и ночь заперли в домике у сыромятни. Там воняло кожами. Но отец все-таки зашел попрощаться. Он еще сердился, но сказал, что отправляется на поиски щита Диадара: круглого щита из дуба и ясеня, крытого бронзовой пластиной, в которой можно увидеть будущее. Он знал, где искать – в северной стране. И хотел увидеть в щите Диадара ответ на вопрос, очень важный для него. Что-то о наследовании. Кто примет бразды правления в царстве после его смерти. Он видел пророческий сон и встревожился. А мы, пока он отсутствует, должны были почитать Арбама за отца, вести себя хорошо и не воровать ни поросят, ни гусей. И не гоняться за отбившейся от стада скотиной. Как будто нас не этому всегда учили! Зато нам следовало учиться обращению с оружием и песнопениям – немного – и еще подчиняться одному правилу: в любой ссоре между мной и Уриеном решение Мунды для нас – закон.
Мне последнее правило пришлось совсем не по вкусу, но Уриена убили прежде, чем Мунде выпал случай покомандовать нами.
Плохая была ночь. Отец давно уехал. Всем заправлял Куномагл, его любимый братец. К воротам подъехали всадники, усталые люди с востока. У Арбама было неспокойно на душе, и он велел внукам не показываться на глаза. В ту ночь в крепости пировали, рассказывали истории и обменивались новостями. Но поутру Куномагл уехал, забрав с собой едва ли не всех воинов отца. Уехал на восток попытать счастья. Дедушка Арбам погнался за ними и вернулся в ярости. Нас бросили. Куномагл, друг отца, бросил нас.
А потом? Помню только, на нас напали ночью. Ворвались в ворота крепости, подожгли наши дома. Но я их не видел! Видел, как упала под ударом мать, как Уриен, спасаясь, вбежал в дом отца и за ним несся огромный пес. Все словно помешались. Мы видели коней – но не всадников, факелы – но не руки, державшие их. Я чуял кровь, но не видел клинков, вскрывавших жилы.
Потом пес бросился ко мне, вцепился зубами в одежду. Я отбивался мечом, но тяжелая лапа вышибла клинок у меня из рук, а потом ударила меня. Очнулся я только в болотах за холмами. Меня тащил пес, а второй нес мою сестру. Они целый день несли нас, переплыли реку – а потом отпустили и убежали. Помню еще, Мунда прошептала: «Это наши собаки: Маглерд, Гелард… они спасли нас».
Кимон нахмурился, кинул камешек в ручей, потом резко взглянул на меня, но тут же откинулся назад, опершись на локоть.
– Кажется, пора мне услышать, что сталось с моим отцом, после того как он отправился на поиски своего брата. Расскажешь?
– Конечно.
Мальчик подпер голову кулаком и слушал молча, ни разу не перебив, краткое описание плавания по реке на Арго: как мы больше луны гребли на восток, к берегам великой реки, посвященной богине Даану, а порой тянули корабль волоком.
Я рассказал ему, как мы шли по кровавому следу, оставленному пятидесятитысячным войском кельтов, с телегами и стадами, всадниками и колесницами. Огромная сила собралась, чтобы захватить и разграбить святилище Дельфийского оракула, а Куномагл со своими людьми скрылся где-то в толпе воинов. Это была долгая погоня.
Но в стране Македонии, на север от Греческой земли, Урта наконец настиг брата, двигавшегося с когортой авернийцев, и вызвал его на поединок.
– Они сражались по пояс в речной воде, у самого моря, как мне помнится. Куномагл выбрал тяжелое железное копье и круглый щит: тогда Урта потребовал короткие метательные копья и меч с тонким клинком. Страшная была сеча. Оба истекали кровью. Но для третьей схватки Куномагл отказался от всякого оружия, кроме того, что даст им река. Они бились камнями и плавучими бревнами, как дубинами, боролись на кулаках. Куномагл нанес твоему отцу такой удар, что тот ушел под воду, и из последних сил не давал ему подняться.
Но тут река покраснела от крови и наполнилась плывущими обломками копий. На западе, выше по реке, отряд кельтов попал в засаду и сражался с македонцами. Искромсанные тела и сломанное оружие течение уносило к морю.
Куномагл схватил копье и ударил Урту в грудь, но силы его уже иссякали, хотя такой удар нанес тяжелую рану. Тогда и Урта подхватил обломок дрота, проплывавший мимо. Он убил брата одним могучим ударом.
В тот же миг Маглерд, его огромный пес, кинулся в реку и позаботился, чтобы Куномагл остался под водой, удерживая его там, пока река не унесла тело к морю.
Глаза Кимона вспыхнули гордостью. Мальчик вскочил на ноги. Мунда болезненно рассмеялась, встревоженная кровавым видением.
– Так его, Собачьего вожака! – воскликнул мальчик. – Мне не дозволено взывать к богам, но клянусь силой в моих волосах, нет охотника, нет преследователя, сильнее мстящего за предательство!
Все певцы должны выучить наизусть твой рассказ, Мерлин! Я назову эту песнь «Битва сломанных копий»! Ты сможешь сложить в стихах? Выйдет рассказ на полночи!
Напомнив Кимону, что я не друид и не певец, я обещал ему, что подробно перескажу свою повесть более подходящему человеку. Его это, кажется, вполне устроило.
Через десять дней у нас было уже двадцать опытных воинов, десяток юношей, обучающихся обращению с оружием, и пятнадцать женщин, которым учиться не приходилось и которые были вполне готовы обратить свое умение против призрачного врага. Эти новобранцы явились с Кимменом и Мунремуром. Они принесли с собой припасы, привели запасных лошадей и даже четыре колесницы, которые быстро привели в боевую готовность.
Немного позже вернулся Сетерн с парой Волчьих Голов, заклинателей, почти друидов, изгнанных правителем. Они были грязны, бледны и одеты в серые и голубые шкуры диких зверей. Кроме того, Сетерн привел четверку рабов, скрывшихся из Фердаха, крепости вождя дубнониев, и полгода скитавшихся по лесам. У всех были отрублены пальцы правой руки, которыми натягивают тетиву, и подрезаны левые лодыжки, но они доказали, что выучились стрелять левой рукой и, как звероподобные великаны из Эрина, фоморы, проворно передвигались на одной ноге. Зрелище было странное, но все они твердо решились отвоевать себе свободу. Эти четверо были последними, кто остался в живых из команды морских разбойников, приплывших из-за западного моря, из эринского царства Меат. Среди них оказалась женщина, Катах, считавшая своей прародительницей Скатах, легендарную наставницу героев.