Что до Волчьих Голов, мне чудилось в них что-то знакомое, но, к своему стыду, я не узнал их сразу. Истина подобна псу, готовому прыгнуть на добычу.
Однако куда же подевался Горгодумн?
Через два дня к лагерю прибилась его лошадь. Она устало шагала по ручью, ведомая чутьем. Поводья волочились по земле, а в седельных ножнах не было оружия. Грива почернела и свалялась от запекшейся крови.
Доложили Арбаму.
Тот помрачнел:
– Потеряли Горгодумна? Он был лучшим, и не только в воинском деле. Предусмотрительность была его бесценным даром. Кимону теперь следует выбрать в советники самого опытного из нас, живущих в долине или пришедших недавно. И скажите Мерлину, пусть отбросит в сторону свою о сторожность, а взгляд обратит в Страну Призраков. Мы должны знать, какая сила стоит за этим вторжением, – и добавил, как мне рассказали: – И на что мы можем надеяться.
Кимон, услышав эту весть, приказал соорудить из земли маленькую Тауровинду, по памяти тех, кто хорошо знал крепость, с ее воротами, укреплениями и подходами по равнине. Лес и болота устроили из прутиков. Предводители собрались вокруг нее, обсуждая маневры. Вид крепости, какой она представляется парящему в вышине коршуну, произвел на них впечатление. Однако к концу дня стало ясно, что крепость Урты слишком хорошо выстроена и, пока ее обороняют, прямой удар через пять главных ворот ничего не даст. Западные ворота, пробитые в скале, выходящей на болота с топями и зарослями кустарника, доступны были, как заметил кто-то, разве что армии призраков.
Между прочим, как любезно напомнили болтуну, именно так и была захвачена Тауровинда.
Кимон потерял терпение и снова попытался давить на воинов своей властью:
– Дело не в том, сколько врагов за стенами – десяток или сотня. Главное, их увидеть. Если правда, что это Мертвые, а не бродяги с юга, как мне сдается, то нам придется сражаться с пустотой. Но тут нам поможет Мерлин. Он владеет особым даром, как сам говорит. Не верю, что ему не под силу разогнать темноту перед нашими глазами, так чтобы мы увидели врага. И если я тебя правильно понял, Мерлин, в нашей стране эти призраки, эти тени, так же смертны, как живые!
Я кивнул, и мальчик повернулся в другую сторону.
За кругом воинов стояла Мунда. Ее глаза спрашивали меня: «Ты сделаешь это для нас?»
«Сделаю, если смогу», – взглядом ответил я. Она, кажется, поняла безмолвный ответ, а может быть, просто почувствовала, где находится предел моих возможностей.
Глава 6
ЗОВ БИТВЫ, ЛЕД В СЕРДЦЕ
После долгих споров было решено, что возвращение в Тауровинду, с боем или мирным путем, состоится на рассвете второго дня. Мунда немедля отправилась на поиски предзнаменований, с дозволения Рианты-Заботницы. С ней отправили нянюшку.
Утэны и равные им по положению мужчины других кланов состязались за места в рядах и на колесницах, которыми располагало маленькое войско.
Кимон неустанно совершенствовался в «приемах», как говорится у кельтов. Под этим словом подразумевалось умение перехватить копье, брошенное врагом, и тем же движением метнуть его обратно; использовать щит как оружие; пробежать по колесничному дышлу и, стоя на дуге, метнуть копье, а затем тут же вернуться обратно и иные умения, напоминавшие мне порой прежних греческих гимнастов, – например, способность в высоком прыжке перекувырнуться вперед или назад, совмещая с этим движением выпад мечом или копьем.
Под искусным руководством эринской рабыни Катах Кимон прошел заключительный курс обучения в «приветствии удару». Тут требовалось изогнуться или вывернуться всем телом так, чтобы нанесенный удар причинил как можно меньше вреда, а также зажать тяжелую рану на время, требуемое, чтобы дождаться спасения.
Катах, крепкая рыжеволосая женщина, свободно открывала свое покрытое шрамами тело, и все видели, что многие из полученных ею ран могли оказаться смертельными. Хуже всего была искалеченная лодыжка, но женщина одной силой воли справилась с увечьем.
– Мало напасть, – без устали повторяла она, – надо еще продержаться до конца. Как твой отец в той чужеземной реке. Мясом, которое срубил с его тела Куномагл, можно было до отвала накормить пса, но он сумел продержаться до третьей схватки и все-таки прикончил собачьего вожака.
К концу дня у Кимона стал получаться прием, который Катах называла «четыре копья». Четыре легких дротика одним движением вылетали из руки вперед, назад и в обе стороны. Мальчишка совсем вымотался, но сиял от гордости, добившись аплодисментов кучки утэнов, кисло поморщившихся, когда паренек вызвал их на состязание. Разумеется, они тоже когда-то прошли обучение, но от долгого бездействия обленились и потеряли ловкость.
– Завтра, – объявила Катах своим сочным эринским голосом, – завтра всем найдется дело.
– И Мерлину тоже, – ухмыльнулся, отдуваясь, Кимон, – и Мунде… – Он вдруг завертел головой. – Где она? Почему не учится?
Он пожал плечами, отбрасывая заботу, сменил учебную одежду на более удобную (учение проводилось в сандалиях, простой тунике и тяжелом кожаном нагруднике) и отправился перекусить и поговорить с немощным Арбамом. Но мне он напомнил, что я весь день не видел ни Мунды, ни ее нянюшки. Ее желание отправиться на поиски знамений я счел детской прихотью, потому что девочка, при всей своей чуткости, не обучена была искусству предсказаний и отыскивания знаков, предвещающих судьбу. Но куда она подевалась?
Мне приходило в голову, что пребывание в Стране Призраков могло усилить ее прирожденный волшебный дар, но я был уверен, что няньки, конечно, предупредили бы меня.
Как же я был слеп!
Я вышел из долины, следуя вдоль ручья к месту его слияния с небольшой речкой. Берега ее густо поросли плакучими ивами; вода журчала по мелкому каменистому руслу. Нянюшка, сама еще девочка, дремала под развесистым дубом. Где-то поблизости слышалась песня.
Мунда сидела, поджав ноги, на большом камне и водила по воде древком тонкой стрелы. Взгляд ее был устремлен на дальний берег, где стояла высокая женщина, полускрытая кустами и темным плащом. Длинные ярко-рыжие волосы окаймляли ее узкое бледное лицо, но не скрывали цепочки синих точек, протянувшихся вниз от висков.
Едва заметив меня, незнакомка махнула рукой и скрылась в зарослях. Мунда оборвала песню и подняла на меня влажный взгляд. Я увидел вокруг ее глаз мерцающий ореол, и на мгновение она показалась призрачной, как видение.
А слова, произнесенные девочкой, ошеломили меня.
– Ничто не скрыто, – еле слышно выдохнула она. – Я вижу, как белеет. Я вижу кости.
Я присел. Ее взгляд последовал за мной, но она меня не видела. Все кончилось внезапно. Погасло свечение вокруг ее тела, и она улыбнулась, словно только теперь заметив меня.
Подняла стрелу с «наконечником эльфов».
– Это от Атанты, – проговорила она. – Она мне прислала. Та женщина принесла мне от нее. Значит, я еще встречусь с Атантой. Она сказала, что никогда не оставит меня.
– Ну конечно, – отозвался я, помогая девочке встать. У нее от долгого сидения затекли ноги.
– Нашла знамения? – спросил я. – На завтрашний день?
Что она ответит? Помнит ли о том, что владело ею минуту назад? Я не в первый раз слышал эти слова и знал, что они означают. Не многие женщины наделены от рождения этим даром, и он становится либо проклятием, либо светом их жизни. Женщины-старейшины и друиды называли его «имбас фораснай» – Свет прозрения. Малый дар в сравнении с моим, зато более зловещий, потому что видения приходят неожиданно, часто бывают жестокими и, явившись, заставляют говорить. Провидицы не в силах промолчать или дождаться подходящего времени.