Он еще раз поднес палец к кнопке звонка, но тут дверь распахнулась.
— Что это вам не терпится? — спросил отворивший густым басом. — Господин советник юстиции не принимает — ах, это ты, Эрих, входи, я сейчас доложу господину доктору.
— Я сам ему доложусь, — заявил Эрих и побежал в кабинет депутата.
Плотный черноволосый мужчина был поглощен чтением газеты.
— Прошу меня не беспокоить, — бросил он сердито, но тут же узнал бесцеремонного гостя. — Ты, Эрих? И в военной форме? Скоро же ты добился своего! От добровольцев, говорят, отбою нет. Куда же ты попал?
— В Лихтерфельдский запасный батальон. Из трех тысяч, явившихся добровольно, взяли сто пятьдесят человек!
— И тебя в том числе. Поздравляю! Я всегда говорил: если ты чего очень захочешь, то непременно своего добьешься. И ты решил, надев форму, показаться нам, твоим красным товарищам? Что ж, выглядишь ты отлично! Вид у тебя лихой, что, конечно, больше всего ценится в армии.
— Я не затем пришел, чтобы похвалиться формой. Не так уж я глуп, господин доктор!
— А может, это и не глупость, Эрих? Я думаю, многим теперь приятно надеть форму. Как-никак вы беретесь нас защищать, вы даже готовы умереть за нас!
— Разумеется, меня радует, что я солдат. Но не из-за формы же!
— Ну, а тон в наших казармах тебя устраивает? Ты как будто не выносил хамов, они были для тебя что красная тряпка для быка! Или в армии вывелось хамство?..
— Не сказал бы, — вынужден был признать Эрих. — Это гадко, я иной раз с трудом держу себя в руках. И самое подлое — не столько хамство, сколько насмешки и издевки над теми, кому эта наука дается не легко. Ведь есть такие, что не занимались спортом и гимнастикой… Над ними измываются часами — изо дня в день!
Депутат внимательно посмотрел на взволнованное лицо юноши.
— И все же, мой Эрих, надеюсь, ты умеешь держать рот на замке, выражаясь языком казармы. Воинский устав суров, малейший бунт нынче карается смертью. Я, кажется, уже говорил, что считаю тебя бунтарем, — добавил он. — Ты всегда будешь восставать против насилия, даже ценою жизни!
— Нет, я теперь научился держать рот на замке, господин доктор, — горделиво заявил Эрих. — Можно с чем угодно мириться, лишь бы дело того стоило. Я все внушаю себе: каких-нибудь три месяца муштры — и нас пошлют на фронт сражаться.
— Как бы вы не оказались там раньше, Эрих! Ведь и Англия объявила нам войну, тебе это известно?
— Как, и Англия? — растерялся Эрих. — Что это значит? Наши кузены, одной с нами крови, кайзер даже в близком с ними родстве! Что это значит?
— Мы нарушили нейтралитет Бельгии. Так они говорят. И это сущая правда.
— Но Англия на протяжении своей истории сотни раз нарушала договора, — вскричал Эрих. — Когда речь шла о жизненных интересах нации, они не считались ни с какими бумажками! А теперь на карту поставлены наши жизненные интересы!
— Они говорят — христианство, а разумеют хлопок! — процитировал депутат с хмурой улыбкой. — Они говорят — бельгийский нейтралитет, а разумеют наш флот, наши колонии!
— Англия захватила едва ли не пятую часть мира, — что значат для нее наши жалкие колонии?
— Богачу всегда мало своего богатства. Нам нелегко будет, Эрих! Пойми, чуть ли не весь мир ненавидит Германию.
— Но почему же? Ведь мы не хотели войны…
— Потому что мы для них — вроде двуликого Януса! Потому что им нас не понять. Они и рады бы нас понять, но Германию, мой сын, понять трудно. Германию можно только любить или ненавидеть.
— Кстати, — воскликнул юноша, — я вспомнил, что меня заставило прийти к вам. Я ведь оказался прав, господин депутат, господин член рейхстага, господин социал-демократ! И вы любите Германию, — невзирая ни-на что, вы все, как один, голосовали за военные кредиты!
— Верно, — почти смущенно подтвердил депутат. — Мы признали эту войну. Речь рейхсканцлера произвела самое жалкое впечатление. Если он и сказал нам правду, то далеко не всю правду. Многое осталось неясным…
— Но вы голосовали «за»!
— Австрия заняла двойственную позицию. Кайзер кричит о верности нибелунгов, а между тем тот, кому мы поспешили на выручку, все еще не объявил войны России. Венские заправилы хотели бы удовольствоваться небольшой карательной экспедицией против сербов, с тем чтобы мы за них сразились со всем миром!
— И все же вы голосовали «за»!
— Потому что мы любим Германию, в этом ты прав, Эрих! Совершены бесчисленные ошибки — и кайзером, и его философическим канцлером — всеми! Но ребенка не покидают в беде в наказание за его ошибки! Ни ребенка, ни его мать… Мы голосовали «за». У нас не было выбора. Весь народ высказался «за», Эрих! А мы хотели быть с народом. Надеюсь, надеюсь! — наши правители в эту войну поведут себя не так, как в мирное время…