– Если это не шпионаж, то что тогда?
– Я тоже об этом думал, господин полковник, – медленно ответил Клос, давая Рейнеру возможность самостоятельно сформулировать мысль. – Кто знает, может быть, мы напали на след государственного преступления. Обнаруженные планы укреплений вокруг ставки фюрера, списки немецких офицеров высокого ранга…
– Перестаньте, Клос! – истерически закричал Рейнер. – Замолчите! – А потом тихо добавил: – Хотелось, чтобы вы ошиблись. Этого не может быть.
Из задумчивости вывел Клоса голос Лехсе:
– Ну и как успехи, Ганс?
– Думаю, что для начала неплохо, только следовало бы перевести арестованного в более приличную камеру, обеспечить одеждой и бельем, едой из ресторана.
– Я должен получить на это разрешение Дибелиуса, – неуверенно ответил Лехсе.
– Если этой ценой получим нужную информацию…
– Я слышал, как ты его допрашивал. У абвера иногда можно кое-чему поучиться. Не знал, что ты к тому же обладаешь навыками медика.
– Каждый из нас пользуется своими методами, дорогой Адольф, – сказал Клос, смотря ему прямо в глаза. Лехсе даже не пытался скрыть, что подслушивал его беседу с Вонсовским. – Видишь ли, Лехсе, – обратился к нему Клос, – я хочу поделиться с тобой некоторыми своими соображениями. А впрочем, – он махнул рукой, как бы неожиданно изменив свое решение, – может быть, я ошибаюсь, поговорим об этом после допроса Вонсовского…
– Ты говоришь это так, будто уверен, что Вонсовский во всем признается.
– Надеюсь, просто надеюсь, дорогой Адольф.
Лехсе вышел из кабинета штандартенфюрера пораженный столь не свойственной шефу обходительностью. Просто не верилось! Дибелиус, имевший обыкновение распекать гауптштурмфюрера в присутствии рядовых эсэсовцев, сегодня ходил вокруг Лехсе, как около самого дорогого гостя.
– Помните, господин Лехсе, – Дибелиус встал, жестом разрешая гауптштурмфюреру сидеть в кресле, – я не случайно выбрал именно вас. Хотите вы этого или нет, но мы должны сотрудничать с абвером. Знаю, знаю, вы мне скажете, что ничего хорошего в этом нет, но что делать! На счастье, обер-лейтенант Клос, которого Рейнер дал вам в помощники, господин Лехсе, офицер дисциплинированный и, как заверил Рейнер, имеет чувство меры и умеет не переступать границу дозволенного.
– Он желторотый юнец, господин штандартенфюрер. Вы же знаете: эта интеллигенция пользуется своими методами.
– Так, так, Лехсе, вы это метко подметили. Узнаю старого служаку. Нас, мастеров своего дела, эти щенки, даже самые интеллигентные, не смогут провести. Надеюсь, вы понимаете меня, господин Лехсе? – Шеф похлопал его доверительно по плечу.
– Да, да, господин штандартенфюрер.
– Итак, я надеюсь, что мы договорились, – продолжал деловито Дибелиус. – Все методы хороши для достижения цели. Я не против, чтобы Вонсовского своевременно брили и кормили. Не пойму только одного – почему покойника нужно подкармливать? Он же не такой идиот, чтобы не понимать, что его ожидает завтра. Но бог с ним! Лишь бы только он все рассказал! Об этом вы, господин Лехсе, должны позаботиться. Нужно уметь отделить зерно от шелухи. В материалах этого дела, которым, несомненно, заинтересуются в Берлине, не должны фигурировать имена немцев, преданность которых фюреру и немецкой нации общеизвестна. Однако это не означает, что мы должны быть снисходительны к врагам рейха. Вам необходимо любой ценой выжать из Вонсовского имена его агентов, контакты и связи с вражеской разведкой. Как вы думаете: он работает на американцев или на англичан?
– Скорее всего, на большевиков. – Лехсе решил, что может позволить себе подобную шутку.
– Я так же думаю! – рассмеялся Дибелиус. – И еще одно, Лехсе, пусть только это останется между нами, старыми эсэсовцами. За нашими приятелями из абвера необходимо смотреть в оба. Они охотно примазываются к нашим успехам и еще охотнее сваливают на нас свои провалы.
– Благодарю за доверие, господин штандартенфюрер.
– Доверие необходимо ценить, дорогой Лехсе. – И, как будто бы случайно вспомнив, добавил: – Скажу вам по секрету, что после успешного окончания этого дела похлопочу за вас перед рейхсфюрером. Уже давно вы, господин Лехсе, этого заслуживаете.
Чувствуя прилив энтузиазма, Лехсе приказал, чтобы ему немедленно доставили Эдвина Вонсовского, но ему ответили, что полчаса назад арестованный вызван на допрос к обер-лейтенанту Клосу. Лехсе, в душе проклиная усердие этого мальчишки Клоса, вдруг вспомнил, что еще до встречи с Вонсовским он намеревался позавтракать. Но, увы, что теперь делать?
В это время обер-лейтенант Клос вел допрос графа. Эдвин Вонсовский был чисто выбрит, из-под клетчатого спортивного пиджака выглядывала белоснежная сорочка. Свежее, загорелое лицо, пышные, холеные усы и отсутствие галстука придавали ему вид святого Витоса.
– Надеюсь, что на сей раз вы позавтракали с большим аппетитом? – спросил Клос.
– Да, – ответил Вонсовский. – После хорошего завтрака неплохо закурить сигару, чтобы лучше думалось.
Клос протянул ему кожаный портсигар. Вонсовский взял сигару, отгрыз кончик и-прикурил от поданного Клосом огня.
– Ну, так что вы надумали, граф?
– Постараюсь удовлетворить ваше любопытство, господин обер-лейтенант.
– Я не сомневался в вашем благоразумии. И пока отсутствует Лехсе, приступим к делу. – Допуская, что если не Лехсе, то кто-либо другой наблюдает за ним, Клос не мог изменить способа своей беседы с Вонсовским. – Я говорил вам еще вчера, что внимательно ознакомился с содержимым ящиков письменного стола в кабинете вашего особняка. Среди многих интересных документов, к которым мы еще не раз вернемся, я нашел массу визитных карточек. – Он вытащил из кармана и равнодушно бросил на стол карточки так, чтобы Вонсовский смог прочитать написанные там фамилии.
– Да, – ответил небрежно Вонсовский, – у меня бывало немало именитых господ. – Его взгляд мгновенно пробежал по разбросанным по столу визиткам.
– Эти визитные карточки только некоторых высокопоставленных господ, хотя у вас дома бывали и многие другие.
– Когда вы достигнете моего возраста, у вас также будет немало друзей из числа знатных господ.
– В особенности вы много имели знакомых среди высокопоставленных немецких офицеров, – уточнил Клос, – и не только вермахта, но, видимо, не все они были вашими друзьями?
Клос заметил, что при словах «высокопоставленные офицеры» Вонсовский сделал жест, как будто бы хотел что-то уточнить, но только улыбнулся.
– Со многими я познакомился во время войны, с некоторыми из них мы даже стали друзьями.
– И поэтому они решили, что вы будете надежным посредником в заговоре против нашего фюрера?
– Видимо, поэтому, – широко улыбнулся Вонсовский.
В этот момент в дверях появился Лехсе. Он был немного взволнован.
– Ну и как, Ганс? Как твои знаменитые методы? Беседовал с графом о медицине?
– В этом не было необходимости, дорогой Адольф. Граф Вонсовский сам согласился все рассказать.
– Да, господин гауптштурмфюрер, – подтвердил Вонсовский, – расскажу все, что знаю. Но прежде прошу подать кофе.
– Стенографа! – крикнул Лехсе, открывая дверь в соседнюю комнату. – Пошлите ко мне сейчас же стенографа! Стенографа и чашку кофе!
– Целый кофейник, – поправил Клос. – Боюсь, дорогой Адольф, что господин Вонсовский слишком много может нам рассказать.
Разрабатывая вместе с майором Рутинским план операции, Клос рассчитывал прежде всего затянуть следствие, создать у абвера и гестапо впечатление о существовании широко разветвленного заговора с участием высокопоставленных лиц, привлекать к ведению дела все более и более высокие инстанции, что утоляло бы существо вопроса в куче входящих и исходящих бумаг, противоречивых инструкций. Не имея возможности предпринять какие-либо практические шаги для спасения Вонсовского, Клос старался хотя бы оттянуть на несколько месяцев неминуемый приговор, а в худшем случае, хотя этой мысли он никогда не допускал в своем сознании, гарантировать легкую смерть. Могло же быть такое, что у кого-либо из высокопоставленных лиц не выдержат нервы и будет отдано распоряжение замять это дело и тайно убрать болтливого заключенного. Клос надеялся, что этой операцией ему удастся вызвать отставку нескольких влиятельных офицеров, создать в их среде атмосферу угрозы и неуверенности, что с моральной точки зрения не пройдет бесследно для измученных войной и чувствующих первые признаки неизбежного поражения высших кадров службы безопасности и высокопоставленных офицеров вермахта.