Е. Ш. Я вас не понимаю… Вы хотите сказать: изменяла ли ему я?
Корр. Я не требую от вас прямого ответа.
Е. Ш. Мне нечего стыдиться… Да, я тоже ему изменяла. Потому что чувствовала себя оскорбленной. Думаю, что любая нормальная женщина поймет меня. И не осудит… Между нами давно не было ничего общего. Мы только жили под одной крышей. Но у каждого была своя личная жизнь. И порой это… эта ложь становилась просто невыносимой.
Корр. Я вас понимаю… Скажите, Елена, у вас есть какие-нибудь предположения, что могло послужить главной причиной убийства вашего мужа?
Е. Ш. Мне незачем гадать. Потому что я это знаю…
Корр.?!
Е. Ш. Да. Я не оговорилась. Мне кажется… Я почти уверена, что знаю, кто это сделал…
Корр. То есть вы хотите сказать, что вам известны не только мотивы этого убийства, но, возможно, и само имя его заказчика?! Надеюсь, вы осознаете, с каким риском может быть связано для вас подобное заявление? Особенно в условиях современной России?
Е. Ш. Лично мне ничто не угрожает. Этот человек — если, конечно, он имеет отношение к случившемуся — никогда не причинит мне зла. Потому что… Потому что он меня любит.
Корр. Но вы понимаете, что теперь вам придется рассказать об этом следствию? Что неизбежно приведет к аресту этого человека?!
Е. Ш. Я никогда не назову его имени. К тому же он иностранный гражданин. И живет за границей…
Корр. Невероятно… Но вернемся к убийству. Как я понимаю, оно произошло на почве вашего конфликта с мужем?
Е. Ш. Я не вижу другой причины… Слухи, о которых вы упомянули, действительно имели под собой реальную основу. К сожалению, я не могу рассказать вам всего, но… В общем, в последнее время мой муж неоднократно грозился убить меня…
Корр. И вы полагаете, что это были не пустые угрозы?
Е. Ш. Я слишком хорошо его знала…
Корр. Совершенно невероятно! Просто шекспировские страсти. Скажите, Елена, вы знали, что ваш Друг, назовем его так, пытаясь защитить вас, может… Проще говоря, вы догадывались, что он может решиться на убийство вашего мужа?
Е. Ш. Нет. В таком случае я бы непременно его остановила.
Корр. Даже с риском для собственной жизни?
Е. Ш. Да…
Корр. Но вы осознаете, что теперь вас могут обвинить в соучастии в убийстве?
Е. Ш. Мне это безразлично… Я не виновна. И это главное… После того что я пережила за последнее время, мне уже ничто не страшно…
Корр. Не скрою, подобное заявление бросает серьезную тень на репутацию вашего покойного супруга.
Е. Ш. Теперь это уже не имеет значения…
Корр. В таком случае какую цель вы преследовали, предавая гласности подобные факты?
Е. Ш. Прежде всего я не хотела посмертно сводить счеты с Игорем. Просто сейчас так много говорят и о нем, и об этом убийстве. Выдумывают разные небылицы о его связях с мафией… Мне это надоело. Я хочу, чтобы все поняли: то, что произошло, — это наша личная, семейная трагедия. И я прошу оставить нас в покое. Потому что мне больно… Очень больно… (Плачет)…»
«Черт побери, — молча выругался Виталька. — Вот тебе и ладушки-оладушки… С хреном!»
Сунув газету в карман джинсовой куртки, он живо вскочил на мотоцикл, завел его и с ревом помчался на Большую Дмитровку.
Генеральная прокуратура РФ
— Привет, Надюшка! — как всегда улыбнулся Виталька скромной секретарше Тишайшего. — Царь у себя?
— У себя, боярин, — пошутила девушка. — Но туда сейчас нельзя. Депутация у него. Из Государственной Думы…
— Ишь ты! Знатные бояре… А с чем пожаловали, не знаешь?
Наденька неопределенно повела плечом.
— Откуда мне знать? Я холопка незаметная, безродная…
— Ладно тебе, не прибедняйся. Ты у нас тоже боярыня Морозова…
— Кофейку хотите, Виталий Витальевич?
— Слушай, когда ты наконец перестанешь вспоминать моего батюшку? Я себя от этого каким-то столетним стариком чувствую!
— Все шутите, — улыбнулась Наденька. — Так наливать?
— Наливай, коли не шутишь. А я тут пока газетку почитаю…
И, усевшись в уголке с чашечкой ароматного кофе, Калашников принялся еще раз внимательно перечитывать злополучную статью.
Миловидная секретарша тем временем украдкой бросала на него томные взоры. По правде говоря, Виталька ужасно ей нравился. Но сказать ему об этом самой было как-то неудобно. Мало ли что о ней могут подумать?
Наконец двери «царского» кабинета распахнулись и оттуда вышла немногочисленная боярская депутация. Думаки были как на подбор: солидные и важные, точно спесивые гуси. Народные избранники и вершители народных судеб… Лишь один из них произвел на Витальку приятное впечатление — высокий благообразный старик, с моложавой подтянутой фигурой двадцатилетнего юноши. Эдакий благородный идальго с картин Эль Греко и Веласкеса. Проходя мимо Калашникова, он дружелюбно улыбнулся ему и вежливо уступил дорогу…