— Не понимаю, о чём вы говорите… — честно признался я. Мой взгляд метался по его лицу, ища какой-то подвох или, наоборот, подтверждение своим надеждам.
А потом отчаяние перевесило осторожность. Какая, к чёрту, разница, что он предлагает? Хуже, чем есть, уже не будет. Провал на Проверке — это конец. Любой, даже самый призрачный шанс был лучше, чем гарантированное поражение.
— Если это может мне помочь, конечно! — выпалил я, и в голосе прозвучала нотка лихорадочного возбуждения. — Давайте! Валяйте, лекарь! Я готов!
Слово «доктор» чуть было не сорвалось с языка, но я вовремя прикусил его. «Лекарь». Надо привыкать.
На губах Матвеева появилась тень улыбки. Едва заметная, но она была. Кажется, моя отчаянная решимость его даже немного позабавила.
— Хорошо, — кивнул он. — Запомните, княжич, ваш разум сейчас — ваш враг. Он пуст, он паникует. А нам нужно достучаться до памяти вашего тела, до инстинктов, до того, что впечатано в саму структуру вашего эфирного поля. Для этого нужно отключить логику и анализ.
Он поднял руку, и его ладонь снова засветилась мягким зелёным светом. Свет был тёплым, успокаивающим.
— Я не буду копаться в ваших мыслях, как менталисты. Это грубо и опасно. Я сделаю другое. Я дам вашему телу толчок. Создам для вас… «учебную модель». Смотрите на кружку.
Я послушно уставился на тёмный керамический круг.
— Первое плетение, которое вам нужно вспомнить — «Чешуя». Самое простое. Это не сплошной щит, а множество мелких, наложенных друг на друга энергетических пластинок. Его задача — не остановить удар, а рассеять его, ослабить, содрать с него мощь. Представьте себе кольчугу. Понятна концепция?
— Да… — кивнул я. Концепция кольчуги была мне, Петру Сальникову, вполне понятна.
— Хорошо. Теперь не думайте. Просто смотрите. И… чувствуйте.
Лекарь вытянул указательный палец в сторону кружки. Кончик его пальца засветился всё тем же зелёным светом, но гораздо ярче. Затем он начал медленно вести пальцем по воздуху вокруг кружки.
И я увидел это.
За его пальцем, словно из ничего, сплеталась тонкая, светящаяся зелёная нить. Он делал короткие, резкие движения, похожие на стежки иглой, и после каждого движения в воздухе на долю секунды оставалась маленькая, размером с монету, полупрозрачная шестиугольная пластинка. Она висела в воздухе, слабо мерцая, а он уже «шил» следующую рядом, чуть внахлёст. Одна, вторая, третья, десятая… Они выстраивались в узор, похожий на змеиную кожу или рыбью чешую.
Через полминуты кружка была полностью окутана дрожащей, переливающейся зелёной сферой, сотканной из сотен этих маленьких чешуек. «Чешуя».
— Вот, — спокойно сказал Матвеев, опуская руку. Зелёное плетение вокруг кружки не исчезло, оно продолжало висеть в воздухе, слабо мерцая. — А теперь… ваша очередь.
Он посмотрел на меня.
— Не пытайтесь повторить это в воздухе. Вы слишком слабы. Делайте это в уме. Закройте глаза. Возьмите мою «модель» за основу. Представьте свою руку, свои пальцы. И повторите мои движения мысленно. Не пытайтесь создать щит. Просто повторите узор. Стежок за стежком. Чешуйка за чешуйкой. Ваш разум пуст, но ваши руки — помнят. Доверьтесь им.
Он откинулся на спинку стула и замолчал, давая мне время. Передо мной висел идеальный, светящийся образец. В голове — только что увиденный процесс его создания. И приказ — попробовать.
Я смотрел на светящуюся сферу вокруг кружки, на сотни этих мелких, аккуратно наложенных друг на друга шестиугольников, и мой мозг, мозг Пети Сальникова, отказывался принимать это как нечто эффективное. Восторг от увиденного волшебства сменился холодным анализом.
Чешуйка, блть⁈ — пронеслось в голове. — Как ЭТО может помочь в бою? Чтобы сплести эту штуку, нужно дохренища времени!
Я снова поднял взгляд на лекаря. Мне нужно было понять. Не интуитивно, как понял бы Алексей, а логически, как привык я.
— Простите, Лекарь, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал не как критика, а как искреннее недоумение. — Повторюсь, я многого не помню, и теперь у меня возник вопрос об эффективности такой магии. Вы эту кружку оплетали «Чешуёй» секунд тридцать. Это очень долго. Так она и делается? Ну… вот в бою, например. Пока я эту «Чешуйку» буду плести, меня уже кокнут. Убьют, вернее. Простите мой французский.
На этот раз лекарь Матвеев не просто улыбнулся — он тихо хмыкнул, и в его светлых глазах мелькнул огонёк живого интереса. Мой вопрос, кажется, пришёлся ему по душе. Он не счёл его глупым или дерзким.
— Прекрасный вопрос, княжич, — сказал он, и в его голосе прозвучало одобрение. — Вопрос исследователя, а не поэта. Это хорошо. Это значит, ваш разум работает. И вы задали его абсолютно правильно.