— Ну, что скажете? Пятёрку мне влепите? По-моему, заслужил!
Лекарь Матвеев смотрел на меня несколько долгих секунд. Его лицо оставалось серьёзным, но в глубине глаз плясали смешинки.
— «Пятёрку» вам поставит или не поставит совет Академии послезавтра, — ответил он ровным тоном, но я чувствовал, что он с трудом сдерживает улыбку. — А я скажу вот что: ваша работа… удовлетворительна.
— Удовлетворительна⁈ — возмутился я, но скорее играя, чем по-настоящему.
— Структура верна. Оба слоя на месте. Но плетение всё ещё «холодное», — пояснил он. — Вы всё делаете технически правильно, как инженер, собирающий механизм по чертежу. Но вы не вкладываете в него… намерение. «Кокон» должен быть не просто бронёй. Он должен быть продолжением вашей воли к защите. Ваши «Чешуя» и «Зеркало» пока что — просто щиты. А должны стать вашими щитами. Но это — уже следующий уровень, до которого вам ещё далеко. Для Проверки вашей техники будет достаточно.
Он поднялся со стула.
— А теперь развейте плетение. И отдохните. Вы сделали за два часа то, на что у некоторых уходит семестр. Вы полностью истощены, даже если сами этого не чувствуете.
Он подошёл к двери.
— Сейчас вам принесут ужин. Ешьте. Затем — спать. Завтра утром мы повторим всё ещё раз, чтобы закрепить мышечную память. И никакой самодеятельности. Я ясно выразился, княжич?
Он посмотрел на меня в последний раз, и в его взгляде была и строгость, и затаённое одобрение. Не дожидаясь ответа, он вышел, и я услышал, как щёлкнул замок. В комнате шумел светящийся шар.
Я остался один. Измотанный, но окрылённый. Я сидел на кровати и смотрел на свою руку. Обычную руку. Но теперь я знал, на что она способна. Я не просто выживу. Я им всем ещё покажу.
Глава 6
Слова лекаря эхом отдавались в голове. «Завтра утром мы повторим…», «Для Проверки вашей техники будет достаточно…».
Послезавтра… Эта дата больше не казалась смертным приговором. Она стала… вызовом. Целью. У меня был шанс. Нужно только ещё немного времени, чтобы поднатореть в этом как следует. Ещё один день…
Но эта мысль тонула в волне всепоглощающей усталости. Адреналин от успеха схлынул, оставив после себя гулкую пустоту. Я вдруг почувствовал, насколько сильно вымотан. Каждая мышца в теле ныла. Веки налились свинцом, их было тяжело держать открытыми. Голова была тяжёлой, как будто её набили мокрой ватой.
Желание просто лечь, закрыть глаза и отключиться стало нестерпимым.
Не дожидаясь ужина, не думая больше ни о чём, я сделал то, чего требовало моё тело. Я завалился на бок, прямо в одежде, подтянул колени к груди и свернулся калачиком. Колючая простыня уже не казалась такой уж неудобной.
Глаза закрылись сами собой. На мгновение перед ними ещё промелькнули образы уходящего дня: холодный взгляд нянюшки Агриппины, величественные башни Академии, светящиеся плетения лекаря Матвеева — зелёное, серебряное, золотое…
А потом всё утонуло в темноте. Я провалился в глубокий, тяжёлый сон без сновидений.
…
Пробуждение было резким. Меня вырвал из небытия громкий лязг металла.
Я рывком сел на кровати, инстинктивно принимая боевую стойку, насколько это было возможно в сидячем положении. Сердце колотилось где-то в горле. В комнате было темно, лишь тусклый ночной свет лился из окна. Магический шар под потолком не горел.
Дверь в палату была распахнута настежь. На полу, у порога, валялся поднос с опрокинутой посудой — очевидно, тот самый ужин, который я проспал. А в дверном проёме стояли две тени.
Две высокие человеческие фигуры в тёмных плащах с глубокими капюшонами, скрывающими лица. Они стояли неподвижно, и от них веяло холодом и угрозой. Это были не лекари и не студенты.
Один из них сделал шаг внутрь. В его руке что-то блеснуло в лунном свете. Короткий, широкий клинок, похожий на стилет.
— Княжич Воронцов? — голос был низким, шипящим, как будто его обладатель давно не говорил на человеческом языке. — Ваш отец передавал привет. Он считает, что позор лучше смывать не на экзаменах, а кровью.
Второй незнакомец остался в дверях, блокируя путь к отступлению. Тот, что с клинком, медленно, хищно, начал двигаться ко мне.
У меня не было оружия. Я был слаб после целого дня тренировок. Лекарь Матвеев ушёл. Никто не придёт на помощь.
Я был в диком, первобытном ужасе. Мозг отказывался обрабатывать происходящее. Отец? Убийцы? Кровь? Это был не дурной сон, это была реальность, холодная и острая, как клинок в руке незнакомца.
Но пока мой разум, разум Пети Сальникова, паниковал и кричал «Что, чёрт возьми, происходит⁈», тело, тело Алексея Воронцова, отреагировало само.