— Вы целы?
Я только смог устало кивнуть.
— Хорошо, — он выпрямился. Его лицо было непроницаемым, но в голосе слышалось что-то новое. Уважение. — Похоже, княжич, ваша Проверка на сегодня окончена. И вы её сдали. С отличием.
Он посмотрел на тела, которые уносили стражники.
— А вот моя работа, кажется, только начинается. Нам с вами предстоит очень, очень долгий разговор. Но сначала — сон. Настоящий. Под охраной.
Он достал из кармана своего халата маленький флакон с тёмной жидкостью.
— Это сильное снотворное. Без снов. Выпейте. Вы заслужили отдых.
Он протягивал мне флакон. За дверью слышалась тихая возня стражников. Угроза миновала. Но мир вокруг меня только что изменился навсегда.
Я посмотрел на маленький флакон в его руке, а затем перевёл взгляд на его лицо. Ярость, холодная и острая, как осколок стекла, вытеснила и усталость, и страх.
— Ну уж нет, — голос мой был твёрдым и низким, в нём звенела сталь. — Не нужно мне снотворного!
В голове билась одна-единственная мысль, обжигающая и ясная: какого хрена они допустили, чтобы такое произошло? Этот лекарь, такой спокойный, такой всезнающий… Он может быть в этом замешан. Ему нельзя верить. Никому нельзя.
— Если тут такие дела творятся, то мне нужно контролировать себя, — продолжил я, глядя ему прямо в глаза с откровенным, ледяным недоверием. — Я не хочу погибнуть во время сна, даже не услышав, как кто-то ко мне подкрался.
Я демонстративно сел на край кровати, не отводя от него взгляда. Не как больной, а как противник, занявший оборону.
Лекарь Матвеев замер, его рука с флаконом так и осталась протянутой в воздухе. Выражение спокойной уверенности на его лице сменилось… удивлением. А затем — глубоким пониманием и тяжёлой, вселенской усталостью. Он медленно опустил руку.
— Вы правы, — произнёс он тихо, и в его голосе не было ни спора, ни менторского тона. Только констатация факта. — Ваше недоверие абсолютно… оправдано.
Он сделал шаг назад и посмотрел на лужу от опрокинутого ужина, на всё ещё открытую дверь, за которой виднелись спины стражников.
— То, что случилось здесь — это неслыханный провал службы безопасности Академии. И мой личный провал. Я оставил вас одного, посчитав, что запертая дверь — достаточная защита. Я ошибся.
Он снова посмотрел на меня, и его взгляд был прямым и честным.
— Но поверьте, это, — он качнул флаконом, — не яд. Это лекарство. Ваше эфирное тело на пределе. Ваш разум травмирован. Без отдыха вы просто… сломаетесь. И тогда следующий убийца, который, возможно, придёт, не встретит никакого сопротивления, потому что вы не сможете сплести даже одну нить.
Его слова были логичны, но яд недоверия уже проник слишком глубоко.
Матвеев, видя, что я не меняюсь в лице, вздохнул.
— Я не буду вас заставлять, княжич. Решение за вами.
Он подошёл к тумбочке и аккуратно поставил на неё флакон.
— Но я сделаю то, что должен был сделать с самого начала.
Он подошёл к стулу, на котором сидел раньше, и снова сел, устраиваясь в нём не как гость, а как часовой на посту.
— Я останусь здесь, в этом кресле, до самого утра. И двое стражников будут стоять за дверью. Никто больше не войдёт в эту комнату без моего личного разрешения. Вы не будете одни ни на секунду.
Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, его взгляд был направлен на дверь. Он не смотрел на меня, давая мне пространство для решения.
Теперь ситуация была другой. Флакон со снотворным стоял на тумбочке, в пределах моей досягаемости. Лекарь, возможно, мой единственный союзник, сидел в кресле, предлагая себя в качестве гаранта моей безопасности. Я был измотан до предела. Моё тело требовало отдыха, но разум кричал об опасности.
Я слушал его, и его логичные доводы разбивались о ледяную стену ужаса, который я только что пережил. Доверие было сломано. Возможно, безвозвратно.
— Лекарь, послушай… — начал я, намеренно переходя на «ты». Это был мой способ сбросить с себя роль послушного княжича, показать, что сейчас говорит не аристократ, а человек, которого только что пытались убить. — Ты хороший человек, я вижу. Но то, что произошло, — это просто за гранью, понимаешь?
Я посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь донести всю глубину своего смятения.
— Откуда я могу быть уверен, что ты не был с ними заодно? Я этого не знаю. Поэтому сейчас, в данный момент, я просто не могу тебе довериться.
Я помолчал, давая словам впитаться. Его предложение остаться вызвало во мне не облегчение, а новый виток тревоги. Он хочет остаться тут. А мне это вообще как? Да честно говоря, не очень. Чтобы какой-то мужик сидел тут у моей кровати и хрен знает, что там у него на уме…