Я остановился в паре метров от него, глядя на него сверху вниз.
— Предупреждаю один раз. Веди себя со мной попроще. Договорились?
Тишина в гостиной стала почти осязаемой. Степан Игнатьевич за моей спиной замер, очевидно, не ожидая от меня такой прямой агрессии.
Дамиан Одоевский не вскочил. Он не изменился в лице. Но что-то в нём переменилось. Скука в его глазах исчезла, уступив место живому, холодному интересу. Он медленно, почти лениво, снял ногу с ноги и чуть подался вперёд.
— Ого, — протянул он тихо, и в его голосе больше не было насмешки, а была… оценка. Словно хищник, встретивший другого хищника. — А в тебе есть огонь, Воронцов. Я уж думал, ещё один унылый аристократ, который умеет только плакать по ночам в подушку.
Он усмехнулся, но на этот раз усмешка была другой. Не издевательской, а скорее… одобрительной.
— Ладно. Принято. Ты не любишь прелюдий. Я тоже. Будем «попроще».
Он снова откинулся на спинку кресла, но теперь вся его поза говорила о внимании, а не о скуке.
— Моё имя не псевдоним. Оно настоящее. А вот на вопрос ты так и не ответил. Я спросил, что ты здесь делаешь?
В этот момент третья, до этого закрытая, дверь открылась, и из неё вышла девушка. Она была невысокого роста, с копной огненно-рыжих, вьющихся волос, собранных в небрежный хвост. Её лицо было усыпано веснушками, а зелёные глаза смотрели с живым, любопытным выражением. Она была одета в простую холщовую рубаху, перепачканную чем-то похожим на глину, и рабочие штаны.
— Опять вы с утра пораньше собачитесь, — произнесла она с лёгкой укоризной в голосе, вытирая руки тряпкой. — Дамиан, ты не мог бы хотя бы день не задирать новичков?
Она увидела меня и улыбнулась. Широко и открыто.
— Привет! Я Лина. Не обращай на него внимания, он просто язва. Добро пожаловать в нашу тюрьму для особо одарённых.
Появление девушки было как вспышка света в сумрачной комнате. Ух ты, какая огненная, — была моя первая, абсолютно неконтролируемая мысль. И тело Алексея Воронцова тут же откликнулось на неё приливом тепла и внезапным учащённым сердцебиением. Гормоны. Я уже и забыл, каково это.
А следом пришла растерянность. Давненько я не общался с такими… яркими и открытыми девушками. Да что уж там, наверное, никогда. В этом было сложно признаться даже самому себе. Моя прошлая жизнь была лишена таких красок.
Я усилием воли отогнал смущение. Нужно было что-то ответить.
— Лина? Очень приятно… — я чуть было не брякнул «Петя», но вовремя прикусил язык. — … Алексей. Алексей Воронцов.
Я постарался, чтобы мой голос звучал уверенно.
— А по поводу Дамиана… — Дамиан, ну не могу просто… вот имечко-то парню выбрали, — пронеслось в голове. — С Дамианом мы, кажется, уже поладили.
С этими словами я бросил на черноволосого парня быстрый взгляд и дерзко подмигнул. Дамиан в ответ лишь криво усмехнулся, но ничего не сказал.
Затем я повернулся обратно к Лине и, сделав шаг к ней, протянул руку для рукопожатия. Это был жест из моего мира, жест равных.
Лина на мгновение удивлённо посмотрела на мою протянутую руку, затем её лицо снова озарилось улыбкой. Она крепко, без всякого жеманства, пожала мою руку. Её ладонь была тёплой и немного шершавой от работы.
— Рада знакомству, Алексей Воронцов. Надеюсь, ты не такой зануда, как некоторые, — она весело стрельнула глазами в сторону Дамиана.
— Господа, — вмешался в нашу зарождающуюся беседу Степан Игнатьевич, его тон был строгим, но в нём слышалось и облегчение от того, что конфликт исчерпан. — Княжич, вам нужно отдохнуть. Княжна Полонская, — обратился он к Лине, — не отвлекайте его.
— Княжна? — переспросил я, удивлённо глядя на девушку в перепачканной робе.
— Ой, да бросьте вы, лекарь, — отмахнулась Лина. — Мы тут все князья да княжны. Звучит только пафосно. А по сути — просто заключённые с хорошей родословной.
В этот момент на низком столике в центре комнаты что-то тихо звякнуло. Я обернулся. Пустой до этого столик теперь был накрыт к завтраку. На нём стоял кувшин с соком, тарелка с горячими пирожками, от которых шёл восхитительный запах, мёд и какие-то фрукты. Еда просто появилась из ниоткуда.
— О, завтрак! — обрадовалась Лина. — Наконец-то! А то я с утра в своей мастерской, проголодалась как химера.
Она без всяких церемоний подошла к столу, плюхнулась прямо на ковёр, поджав под себя ноги, и схватила самый румяный пирожок.
— Ну, чего стоите? Налетай! Здесь с этикетом не парятся, ректора рядом нет.
Дамиан тоже поднялся со своего кресла и не спеша подошёл к столу, взяв себе какой-то фрукт. Степан Игнатьевич тяжело вздохнул, понимая, что его призывы к отдыху проигнорированы.