Я проглотил кусок и посмотрел сначала на Лину, потом на Дамиана.
— Всё просто. Прошлой ночью ко мне в палату в лазарете вломились двое. Хотели прирезать.
Я сказал это максимально будничным тоном, словно рассказывал о плохой погоде.
Лина, которая как раз тянулась за вторым пирожком, замерла. Её весёлое лицо стало серьёзным.
— В лазарете? — переспросила она. — В Северном Крыле? Это же самое охраняемое место…
Дамиан перестал жевать свой фрукт. Его скучающая маска треснула. Он отложил недоеденный плод и посмотрел на меня в упор. В его тёмных глазах больше не было ни скуки, ни насмешки. Только холодный, анализирующий интерес.
— Двое? — спросил он тихо, и его голос был абсолютно серьёзным. — И что дальше? Что с ними стало? Ты позвал на помощь? Прибежала стража?
Оба они смотрели на меня, ожидая продолжения. Мой короткий, будничный рассказ произвёл на них гораздо большее впечатление, чем я ожидал. Похоже, покушение в стенах Академии — это даже по местным меркам что-то из ряда вон выходящее.
Я взял ещё один пирожок. Надо было пользоваться моментом.
— Да, двое, двое, — подтвердил я, стараясь сохранить тот же будничный тон. — Ага, как же… успел бы я позвать на помощь в такой ситуации. До них было два метра. И у каждого по ножу.
Я откусил от пирожка, прожевал, давая им прочувствовать момент.
— Пришлось действовать. Наша сила — в кулаках.
И снова захотелось рассказать про КМС, про годы в ринге, но я сдержался. Не время.
Я пожал плечами, словно рассказывал о чём-то совершенно обыденном.
— Смог каким-то чудом нацепить на себя «Кокон», а потом апперкотом одному в челюсть саданул, а второму руку сломал. Как-то так.
Я закончил и спокойно запил всё соком.
Лина смотрела на меня во все глаза, её рот был слегка приоткрыт. Весёлая болтушка на мгновение потеряла дар речи.
— Ап-пер-котом? — по слогам повторила она незнакомое слово. — И… руку сломал? Просто… руками?
Но Дамиан Одоевский смотрел на меня совершенно иначе. Он не обратил внимания на незнакомые слова. Его интересовало другое.
— Ты сплёл «Кокон»? — переспросил он, и в его голосе впервые прозвучало откровенное недоверие. — Ты. Алексей Воронцов. Сплёл «Кокон» под давлением, в бою, после эфирного истощения? Тот самый Воронцов, который на прошлой неделе не смог удержать простейшую «Чешую» на тренировке с эмулятором?
Он прищурился, и его взгляд стал колючим.
— Врёшь.
Обвинение было прямым, как удар клинка.
— Он не врёт, — раздался вдруг тихий, но уверенный голос Лины.
Я удивлённо посмотрел на неё. Дамиан тоже перевёл на неё свой недоверчивый взгляд.
— Он не врёт, — повторила она, глядя не на меня, а на Дамиана. — Я чувствую его эфирное поле. Оно… странное. Перевозбуждённое, как у нас с тобой после ритуала, но при этом стабильное в своей основе. Как будто его полностью пересобрали. И в нём есть остаточный след от очень мощного, очень правильного плетения «Коко-о-она», — она запнулась на последнем слове, глядя на меня с изумлением и… восторгом. — Ого! Да ты… ты и правда это сделал!
Она смотрела на меня так, будто я был самым удивительным магическим артефактом, который она когда-либо видела.
Дамиан молчал. Он снова уставился на меня, но теперь в его взгляде смешались недоверие, расчёт и тень… уважения? Он явно пытался сопоставить то, что он знал обо мне, с тем, что говорила Лина. И эти две картины никак не сходились.
Я слушал их, и усмешка сама собой появилась на моём лице. Я откинулся назад, опираясь на руку, и демонстративно расслабился. Их шок и недоверие были лучшей похвалой.
— Ну да, ты всё правильно говоришь, Рыжая! — сказал я, глядя на Лину с дружелюбной наглостью. — Я сам не понял, как это получилось! Просто… как будто инстинкт сработал, вот и всё!
Я перевёл взгляд на Дамиана, который всё ещё буравил меня взглядом, и пожал плечами.
— Ректор сказал, у меня «пробудился дар» после того, как меня чуть не отправили к праотцам на дуэли. Так что… — я снова посмотрел на Лину и подмигнул ей, — … жизнь, кажется, налаживается.
Лина в ответ на мою дерзость не смутилась, а только рассмеялась.
— «Рыжая»? Ну, знаешь ли, Воронцов! А ты не так прост, как кажешься! Пробудился дар, значит? Обожаю такие истории!
Дамиан всё ещё молчал. Он взял со стола ещё один фрукт и принялся задумчиво его вертеть в пальцах. Моё объяснение — то же самое, что я дал ректору, — было единственным, которое хоть как-то могло всё объяснить. И, похоже, он был вынужден его принять, хотя и с трудом.
— Значит, теперь нас тут трое, — произнёс он наконец тихо, скорее для себя, чем для нас. — Три сломанные игрушки Великих Родов, которые оказались слишком ценными, чтобы их выбрасывать.